«Парикмахерская кукла»… Почему «парикмахерская кукла»? Она уже не носит клетчатого банта на голове, а форменное платье у неё такое же, как у всех девочек, только получше сшито. Почему же «парикмахерская кукла»? Может, потому, что её рыжеватые кудри копной стоят на голове? Но ведь она их приглаживает и примачивает, когда идёт в школу: ей уже не раз доставалось за эти завитки от учительницы. Так почему же «парикмахерская кукла»?
И вдруг она догадалась: «…без души и сердца!»
А-а, значит, вот почему! Но разве отец знает, почему Тамара не пошла к Зине сегодня? Разве он знает, как Зина ответила ей однажды: «Ты ко мне? А меня нет дома!»?
Горькие, противоречивые чувства кипели в сердце Тамары. Каждый раз, когда отец и мать ссорились, Тамаре казалось, что в квартиру входила тоска, наполняла все комнаты, придавая каждой вещи мрачное выражение. Так и сегодня: всё сделалось скучным и тёмным. Даже огромная ёлка, протянувшая во все стороны тяжёлые от игрушек лапы, словно скучала и томилась в углу её спальни.
Как быть Тамаре? На чью сторону стать, за кого заступаться? А ссорятся они чаще всего именно из-за неё. Как-то отец послал Тамару за хлебом (Ирина была в отпуску), но мать не пустила её и пошла за хлебом сама. Отец тогда так рассердился, что уехал без обеда. Так же рассердился он из-за дорогого шёлкового платья, которое мать сделала ей к Первому мая. Он сказал, что девчонкам, которые ещё не знают, как зарабатывать на хлеб, незачем носить дорогие платья. Ну, мать, конечно, тоже не молчала - она так кричала на отца, что он сразу убежал из дому. Они кричали и бранились, не выбирая выражений, а Тамара так и не знала: кто же из них прав? И как ей жить на свете: так, как велит мама, или как живёт отец? Её избалованным рукам нравилось безделье, шёлковые платья ей тоже нравились… Но Тамара уже начинала понимать, что отец презирает мать за её праздную жизнь, за её самомнение, за эгоизм, за то, что от неё на земле «ни пользы, ни радости людям»… Ведь она не раз слышала всё это, при ней не стеснялись высказываться. Раньше, когда Тамара была поменьше, всё было просто: мать балует её - значит, мать и права. А на отца вообще нечего обращать внимание: он отсталый, некультурный, и считаться с ним не стоит. Даже Ирина и та с ним не считается!
Но теперь, особенно после того, как Тамара увидела своего отца на заводе и почувствовала, каким уважением и симпатией он там окружён и что как раз с ним-то очень считаются, тревожные и трудные мысли стали одолевать Тамару. Так ли уж права её мать? И такой ли уж отсталый и некультурный у неё отец? И почему директор сколько раз приглашал к себе отца на совет, а потом увозил его домой и там принимал как гостя, а мать в это время сидела дома? Тамара слышала, как она горько пеняла отцу за это. И почему Екатерина Егоровна так любила Зинину мать, а прийти к Тамариной матери отказалась? И почему теперь - Тамара чувствует это - подруги всё дальше дальше отходят от неё самой?
Тамара сумерничала в своей комнате и думала. Алые отблески дня, горевшие в бусах и цветных ёлочных шарах, тускнели и гасли один за другим. Слышно было, как ходит за стеной мать, как Ирина убирает со стола, гремя посудой… Только в кабинете отца стояла тишина. Вдруг мать, шурша жёстким шёлком, вошла в комнату и включила свет.
- Ты здесь? - удивилась она, увидев Тамару. - Ты не обедала?
- Нет.
- А почему же? Какие странные фантазии! Может, потому, что у твоего отца мамаша нередко без обеда оставалась?
Тамара понимала, что это говорится для отца, и молчала.
- Иди обедай сейчас же! - приказала мать. - Что это за фокусы? Сидит одна и думает о чём-то, будто какой-нибудь Стократ.
Лукавое лицо Ирины, проходившей мимо с посудой, появилось в двери:
- Как, Антонина Андроновна? Как его звали?
- Кого? - гордо спросила Антонина Андроновна, чувствуя, что у неё краснеют уши.
- Ну, вот того, кто сидел и думал?.. Стократ? Может, Сократ?
- Делай своё дело и не лезь, где тебя не спрашивают!
Ирина тотчас скрылась, но Тамара уловила насмешливую улыбку, скользнувшую по её круглому лицу.
- Ступай обедай! - приказала Антонина Андроновна дочери. - Скоро собираться надо - Новый год встречать. Только я и заботься обо всех! Всё я да я. А больше никому и дела нет! Стократ, Сократ - подумаешь, разница!
На улице стемнело. Тамара пообедала и уселась с книгой в уголок дивана. Но ей не читалось. Шум улицы и блеск праздничных огней не проникал в её окна, плотно закрытые шторами. Вечер, от которого она ожидала столько радостей, тянулся медленно и как-то бесцельно и никаких радостей не приносил.
Между тем её мать готовилась к банкету. Новое ярко-фиолетовое платье лежало на кресле, широко раскинув модные рукава. Антонина Андроновна причёсывалась перед зеркалом.
- Тамара, что же ты сидишь? - укладывая крутые локоны, спросила она. - Ты бы хоть платье примерила. А вдруг что не так? Тогда в последнюю минуту и начнётся горячка!
- В последнюю минуту я лягу спать, - ответила Тамара.
Антонина Андроновна чуть не выронила щипцы из рук:
- Что такое? Ляжешь спать?
- Да.
- А что же к Шурочке?..
- Она меня не звала.
- Вон как! - Антонина Андроновна начала яростно накручивать на щипцы прядь волос. - Знаться не хотят! А кого же они позвали, интересно?
- Никого. Они сами к Стрешневым пошли.
- Чудно! - Антонина Андроновна усмехнулась и пожала плечами. - Подходящее общество для директорской семьи! Ну так поедем, как и собирались, к Лидии Константиновне. Я тебя взяла бы на банкет, но это неудобно, неприлично!
- Я не поеду к Лидии Константиновне.
- Как? Но не сидеть же мне с тобой дома?
- Я буду сидеть одна. А ты не сиди.
- Опять фокусы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71