Дверь открыл долговязый подросток, с белокурыми волнистыми волосами, с торчащим на макушке завитком и тёмно-карими, такими же, как у Елены Петровны, глазами. Весь он был немножко несуразный - широкоплечий не по возрасту, ноги он ставил как-то носками внутрь, из рукавов вязаной курточки далеко вылезали крупные руки, с широкими запястьями - сразу видно, что курточка становилась ему мала. Он снисходительно, с высоты своего роста, поглядел на девочек:
- К Елене Петровне?
- Да! - ответила за всех Сима.
- Она в больнице. Только вы туда не ходите - к ней вас не пустят.
Девочки молчали, переглядывались. Так и уйти, ничего не узнав?
- Вам ясно? - осведомился подросток и поглядел на девочек - на каждую по очереди.
У него была какая-то своя, особая манера глядеть: ясные глаза ничего не выражали, губы складывались без улыбки - маленькая верхняя губа плотно прилегала к толстой нижней губе. И ничего не понять было по его лицу: рад ли он, что девочки пришли к Елене Петровне, или, наоборот, досадует на это. И тон такой категорический, что поворачивайся да уходи.
Но Зина никак не могла уйти, ни о чём больше не спросив.
- А как же нам узнать о здоровье? - нерешительно произнесла она. - Нам очень нужно!
- Нам очень нужно! - повторила и Фатьма, испугавшись, что он сейчас выпроводит их, ничего не ответив.
- Можете позвонить. Мы с мамой… Вернее, то я, то мама каждый день бываем в больнице.
- А как вас зовут? - осмелев, спросила Сима. Даже на неё подействовало это холодное, сдержанное обращение. - Вы родственник?
- Меня зовут Артемий. Я брат. Ещё вопросы будут?
Тот же ясный, ничего не выражающий взгляд, те же плотно сложенные губы. Только широкая бровь с маленьким шрамчиком у виска чуть приподнялась, словно спрашивая и ожидая ответа.
- Нет, не будут! - ответила Сима. Что-то сердило её в этом человеке, и она, резко повернувшись, распахнула дверь.
Шура и Фатьма, пробормотав «до свиданья», поспешили за нею. Но Зине было всё равно, как смотрит и как разговаривает этот суровый «брат». Она думала только об Елене Петровне.
- Скажите, а она очень больна? Очень сильно?.. А может, всё-таки в лёгкой форме?.. - спросила она, заглядывая ему в глаза.
- Мы с мамой думаем, что поправится. Она должна поправиться… - ответил он.
И вдруг Зина заметила, что в его лице что-то жалобно, по-ребячьи, дрогнуло.
- Я буду звонить вам. Ладно?
- Звони. - Он поерошил рукой свои пепельно-светлые волосы, словно собираясь сказать ещё что-то, но только нахмурился чуть-чуть и повторил: - Звони.
И закрыл за девочками дверь.
- Ну и воображала! - возмущалась дорогой Сима. - А сам-то что? Ну, восьмиклассник - и всё. А воображает!
- Смешной какой-то, - добродушно улыбалась Шура. - Неуклюжий!
- Косолапый медвежонок! - вторила ей Фатьма. Зина молчала. Артемий понравился ей. У него глаза совсем такие же, как у Елены Петровны.
Вскоре и ещё одна перемена произошла в жизни: Зина стала плохой ученицей.
Как же это случилось? Как произошло, что у круглой пятёрочницы Зины Стрешневой появились тройки? И чем дальше, тем больше троек, они постепенно вытесняли последние пятёрки из её табеля.
Случилось это не сразу. Дни шли за днями, и в классе, где шла своя кипучая жизнь, постепенно отошло на какой-то далёкий план тяжёлое событие, которое ворвалось в жизнь ученицы Зины Стрешневой. Бывает так: попал человек в яму - его вытащили. Может быть, ценой больших усилий, но вытащили. И беда кончилась. Или заболел человек тяжело: его вылечили, выходили - и опять беда кончилась. Но то, что случилось у Зины, не могло кончиться. И, может быть, легче совершить ради друга героический поступок, даже подвиг, чем изо дня в день помнить о каких-то мелочных заботах и неурядицах, которые твоего друга одолевают. У каждого человека свои дела и свои заботы. То надо готовить уроки, то надо помочь маме - помыть посуду, сходить в магазин. То слишком хороша погода на улице и слишком заманчиво блестит лёд на катке - ну как же не сбегать, не покататься! А там - пионерские поручения, школьные дела… Да мало ли…
Так понемножку всё реже и реже стали приходить к Зине подружки помогать ей в хозяйстве.
Ирина Леонидовна в первые дни очень горячо интересовалась жизнью Зины, забегала к ней домой, подбадривала её. А потом тоже остыла - у старшей вожатой ведь так много дел, в школе такая большая пионерская дружина! Дела эти шли, как шумный, пёстрый поток: то сборы, то приём в пионеры, то стенгазеты, то экскурсии… Где же ей взять времени для Зины?
«Время всё лечит, - повторяла она старую пословицу, успокаивая себя. - И ведь Зина не одна. Зина в коллективе!»
А Елены Петровны, которая каждый день спрашивала: «Девочки, а не забыли вы Зину Стрешневу?», у них уже не было.
Елены Петровны не было долго. На звонки из школы отвечали сдержанно: «Опасность миновала, но с постели вставать нельзя. Придётся полежать». Придётся полежать!.. Да сколько же ещё придётся лежать ей?
Шестой класс казался сиротой в школе. Вера Ивановна не могла заменить Елену Петровну - у неё был свой класс, пятый «А», и она не знала как следует девочек шестого, ей не хватало времени узнать получше каждую из них. А уж если говорить правду, то и особого желания не было. У неё есть свой пятый - и хватит с неё. А с шестым - как-нибудь. Ведь она же тут временно.
Девочки видели это и понимали. И тоже так думали: это временно, Вера Ивановна от них всё-таки уйдёт. И если бы эта холодная, уверенная в себе Вера Ивановна знала, как они ждут не дождутся этого дня!
Если бы она знала это, она бы очень удивилась и огорчилась. Почему так? Разве она к кому-нибудь несправедлива? Разве она обидела кого-нибудь? Разве она отступает от правил школы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71