Совсем хорошо! Весело будет… Только вы поплотнее доски ставьте! Дай-ка, Шумилин, топор, я покажу, как надо городить получше…
Анатолий Яковлевич давно уже подумывал о том, чтобы выселить из школы кроличье хозяйство – так эти кролики размножились и так трудно стало удерживать их в тесных клетках! Он уже и горбылей купил для загона, но все не хватало времени взяться за это дело. В тот вечер, когда вся школа была на спектакле, кролики опять вырвались из клеток, и утром по всей деревне слышались жалобы, а за Анатолием Яковлевичем прислали из правления. Директор обязался уплатить штраф, послал ребят переловить кроликов и тут же отправил на заимку подводы с досками.
Костя так и не видел Чечек, после того как ушел от нее за кулисы. И не хотел видеть. У всякого человека есть терпение, и у всякого человека оно может лопнуть. Так вот, у Кости терпение лопнуло. Хватит с него этой девчонки! Скоро приедет Яжнай – может, завтра, может, послезавтра, – вот и пусть забирает ее домой. А с него хватит!
Но совсем не думать о Чечек он не мог. И, заколачивая в землю горбыль, он про себя злился, и возмущался, и спорил сам с собой: «Вот, однако, а? Я как эти кристаллы выращивал! Как долго! А она не спросила ничего – схватила, да и ладно! И всё испортила!»
И тут же какой-то добрый голос в глубине души возражал ему: «Да ведь девчонка же! Захотелось нарядиться, покрасоваться. Ну, что с ними делать! Они все такие! Она ведь не знала, что ожерелье сразу растает!..»
«Ну, пусть не знала! – спорил Костя. – А почему сказала, что цветок я уронил? Это нечестно! Я бы все равно не отказался, я бы все равно Анатолию Яковлевичу сказал, что это я, но она разве должна была на меня все сваливать?!»
И добрый голос опять возражал: «Ну, оставь ты это, Костя! Не сердись на нее… Ведь ей и самой теперь не сладко! Ведь ты же знаешь все-таки, что она… ну, что она у вас как своя и вы ей как свои… Ну, посердился, да и хватит!»
Изгородь быстро росла. Ребята собрались сильные, ловкие, с работой знакомые. На зеленом склоне тесной чередой становились розовато-оранжевые лиственные горбыли…
За ужином Романыч сказал, задумчиво разжигая от костра трубку:
– А все-таки вы, ребята, совсем удивительные люди! Кому строите? Не себе. Для кого стараетесь? Не для себя. Вы совсем забыли, что уже больше не ученики здесь. И забыли, что школа теперь не ваша. А почему так трудитесь?
Ребята переглянулись, засмеялись и даже смутились как-то и не знали, что ответить.
– Потому, что мы нашу школу любим! – сказал наконец Шумилин. – А что, теперь каждый шаг считать? Авось не развалимся!
– Да мы об этом даже и не думаем, – пожал плечами Петухов.
Костя усмехнулся:
– Это какой-то странный вопрос!.. Даже как и ответить – не знаем…
– А ответить так можно, – по-прежнему задумчиво сказал Романыч, – это все потому, что новые люди на землю пришли. Новые люди, вот что! И на таких новых людей старому человеку смотреть удивительно. Удивительно смотреть… и хорошо!
Романыч докурил свою трубку и взял ружье:
– Пойду волков попугаю. А вы ложитесь, там у меня в избушке нары широкие и сена много. Всегда думаю: а вдруг какой человек ночевать придет!
Тихо потрескивал костер. Синяя ночь стояла кругом…
– Чудно это сказал Романыч, – усмехнулся Костя. – Почему это мы не для себя стараемся? Как же не для себя? Я, однако, из Алтайского края уезжать никуда не собираюсь. Выучусь – и вернусь. Сады буду сажать. Раз для своей Родины, значит, для себя… А как же еще?
– А я? – сказал Шумилин. – А я разве куда-нибудь собираюсь? Да тоже никуда дальше Алтая не денусь. А что, тут делать нечего, что ли?.. Вот буду электротехником, буду на гидростанции работать. Сейчас, глядите, как у нас начали колхозы гидростанции строить – в Камлаке строят, в колхозе «Большевик» уже построили. В «Красной заре» исследовательские работы ведут, место для плотины подыскивают… И так по всему краю. Ну что же, разве здесь электротехники не нужны, что ли?
– Ой, ребята, а мне что думается!.. – вздохнул Манжин. – Даже сказать не могу.
– Ну что, что? – заинтересовались ребята. – Говори, чего ты!..
– Мне вот думается: стать бы таким ученым, археологом… чтобы курганы копать. И потом на горах у нас разные надписи есть. И рисунки какие-то… Очень древние всякие надписи и рисунки – вот бы их разбирать научиться! Много бы узнать можно про наш Алтай…
– Да, правда, – сказал Костя, – это интересно, это очень даже интересно! Я тоже очень люблю историю… А вот, ребята, я в одной книге читал, что была когда-то в старину у алтайцев междоусобная война. И один начальник, Чаган-Нараттан, убежал с поля боя и спрятался в пещере. Его потом нашли… Но я не про него хотел. Я про эту пещеру. Она где-то на горе Тарлык. Говорят, в этой пещере всякие кости находили, наверно – жертвенных животных. Однако вот что интересно: стены в этой пещере потеют. Если эту сырость снять, она сразу застывает, темно-серая такая и похожа на селитру. И будто бы в старину люди варили этот порошок в воде с углем и серой и делали порох… Вот интересно бы в ту пещеру сходить! И ведь недалеко, где-то возле Узнези…
– А что, – подхватил Шумилин, – соберемся да сходим!
– Давайте! – согласился Манжин. – И еще на курган съездим – говорят, большой курган сейчас копать начали…
– И я поеду! – послышался голос Репейникова, жадно слушавшего разговор старших товарищей.
– Петухов, а ты что задумался? – легонько толкнув в бок Ваню, сказал Шумилин. – Ты что в огонь уставился, что там увидел?
– У него свои думы, – возразил Костя и подмигнул ребятам. – Вот выучится, станет учителем и поедет куда-нибудь в большие города…
– Почему это?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57