Не подымая тщательно подведенных глаз, она положила ее перед Бусыгиным, который уже не раз заявлял, что между руководителем и массой не должно быть посредников.
Отметим: как только Ашукина начала свое движение к столу президиума, Юрий Семенович Иванушкин внезапно озаботился, оглянулся назад и стал призывно озирать кулисы. Буквально тут же к нему подскочил инструктор горкома. Иванушкин, взяв его за пуговицу, начал давать какие-то срочные поручения и давал до тех самых пор, пока Аллочка не вернулась к столику стенографисток. Лет десять назад, когда Ашукина работала еще в секторе учета райкома комсомола, а Юрий Семенович трудился инструктором райкома партии, у них была некая история, чуть не стоившая Иванушкину карьеры. Кстати, фамилия его и внешность необычайно соответствовали друг другу: русые кудри, конопушки и добрые синие, чуть грустные глаза. В молодости, будучи аспирантом кафедры фольклористики пединститута, он получил забавное прозвище «Убивец»… Но об этом позже.
Пока Иванушкин общался с инструктором, Бусыгин взял в руки записку, повертел в руках и прочитал: «Тов. Чистякову В.П. (лично)». БМП удивленно поднял правую бровь, сложил тонкие губы в трубочку и, подавшись вперед, глянул на притулившихся с краю президиумного стола секретаря райкома партии по идеологии Валерия Павловича Чистякова, который как раз наливал себе минеральной воды, с трудом сохраняя выражение профессиональной доброжелательности на усталом лице. Во взгляде Бусыгина не было ни ехидства, ни раздражения, а только недоброе любопытство, отчего Чистяков, один из последних людей Ковалевского оставшийся в аппарате и даже, поговаривали, его любимец и несостоявшийся преемник, похолодел, отставил стакан с минеральной водой и принялся делать неотложные пометки в еженедельнике.
Записка по рукам двинулась к Валерию Павловичу, и каждый, кто брал ее и передавал дальше, старался в меру своих способностей воспроизвести на физиономии то самое выражение, какое мелькнуло только что у первого секретаря. Получив сложенный листочек, Чистяков не стал его разворачивать, а небрежно бросил перед собой и как бы сразу забыл о нем, увлеченный докладом профессора Желябьева, метавшего политически выверенные молнии в рок-музыку, которая словно раковая опухоль разъедает внутренний мир советской молодежи, сбивая ее с активной позиции на кривую дорожку социальной апатии…
Рядышком с Чистяковым сидел зампред райисполкома Василий Иванович Мушковец, тоже один из обломков мощной команды Ковалевского, рассеянной порывом номенклатурной бури. В президиумах Мушковец обычно подремывал, заслонившись от мира, привезенными из Италии дымчатыми очками с нарисованными на стеклах широко открытыми глазами, или же многоцветной японской авторучкой рисовал исключительно кузнечиков, которые получались у него настолько правдоподобно, что, казалось, вот-вот какая-нибудь из тварей щелкнет с листа и защекочет за шиворотом.
Василий Иванович состоял другом дома и даже дальним родственником Чистякова по линии жены, в зампредах сидел давно, лет пятнадцать, и в районе у него, как он любил выражаться, все было схвачено и задушено. До прихода БМП, разумеется. Валерий Павлович и Василий Иванович много лет ездили вместе рыбачить на потаенный водоем, который чудом обошло всеобщее рыбье оскудение, посещали по субботам и четвертое автохозяйство с его замечательной баней, о существовании которой шоферы не ведали, а иногда в редкое свободное воскресенье, они сходились семьями и расписывали «пульку». До недавнего времени и в президиумах родственники садились рядом, перешептывались, сплетничали, решали мелкие проблемки. Но вот однажды Бусыгин приподнял правую бровь и совершенно серьезно пошутил насчет «неразлучной парочки заговорщиков». С тех пор они зареклись появляться вместе, и только сегодня задержавшись на заседании жилищной комиссии, Мушковец вынужден был сесть на единственный свободный стул рядом с Чистяковым.
Василий Иванович задумчиво дорисовал у очередного кузнечика длинные усики и, чуть наклонившись к Валерию Павловичу, тихо спросил:
– От кого?
– Не знаю, – отозвался Чистяков, лениво взял записку, развернул и прочитал:
«Уважаемый Валерий Павлович!
Прошу простить за беспокойство, но мне необходимо с Вами поговорить по вопросу исключительной важности. Прошу Вас сегодня во время перерыва подойти к стенду „Досуг в районе“. Буду ждать.
Н.А. Печерникова».
Все это было написано четким и ровным учительским почерком, без помарок, и только в слове «Вами» строчная буква «в» была исправлена на прописную.
– Печерникова… – встревожился Мушковец, ознакомившись с запиской через плечо секретаря райкома. – Печерникова… Кто это?
– Не знаю, – пожал плечами Чистяков и провел ладонью по своим рано и красиво поседевшим волосам.
– Только не надо из меня барбоса делать! – тихо возмутился Василий Иванович. – Не надо свистеть, что это очередная жертва перестройки к тебе, Валера, за правдой прорывается! Чего она хочет? Сейчас все опасно! Ты посмотри на БМП, это же не человек, это машина для отрывания голов…
Мушковец шептал страстно, но замерев лицом и не разжимая губ, точно чревовещатель, а Чистяков в ответ размеренно кивал головой, будто бы речь шла о чем-то идеологически важном и непосредственно связанном с сегодняшней конференцией.
– Печерникова… Печерникова… – тужился вспоминать Мушковец. – По жилью она у меня не проходит. Кто такая?
– Понятия не имею, – спокойно ответил Валерия Павлович и положил записку в карман.
* * *
Двенадцать лет назад Надя Печерникова и Валера Чистяков чуть-чуть не поженились.
1 2 3 4 5 6