– Собственно, прямых доказательств у меня нет: не хватает приборов. Так…
кое-какие наблюдения. Отклонения от ускорения свободно падающего тела… ну, и несложный расчёт. Кстати, двигатели, если они здесь есть, были включены буквально в момент твоего прибытия.
Я это помнил. «Вот так мы и живём», – сказал тогда Дроздов.
Я обозлился:
– На что они рассчитывают, подонки? Ведь нас же хватятся!
– Навряд ли, – возразил Олег. – Они знали, кого выбирать. До тебя только Славка переписывался с двоюродным братом… Кстати, о письмах. Кому ты пишешь? Маме? Так вот, во-первых, побереги свою маму, она ничем нам не может помочь. А во-вторых, в нашем положении нельзя делать резкие движения.
Последствия могут быть самые неожиданные.
– Например?
– Например, они прекратят эксперимент и отправятся набирать новую партию.
– А мы?
Олег пожал плечами.
– Они этого не допустят! – запальчиво сказал я.
– Ты же сам назвал их подонками, – напомнила Соня.
Я умолк.
– С нашей точки зрения они, безусловно, подонки, – сказал Олег. – Но они-то, возможно, уверены, что творят нам добро. Вся беда в том, что мы – как бактерии в запаянной колбе, и никакой аппаратуры связи здесь не предусмотрено. Что-то они недоучли, недооценили наши способности.
– Хоть бы знать, – проговорила Соня, – где они прячутся!
– Почему прячутся? – возразил я. – По куполу, наверное, ползают.
Соня передёрнула плечами:
– Ты скажешь!.. Ночь теперь не засну.
Мы снова замолчали.
– Господи, тихо-то как! – вздохнула Соня. – Слушайте, ребятки, в самом деле пора. Засиделись мы сегодня. Всё равно ни до чего не договоримся.
– Мы ещё не слышали предложений Андрея, – сказал Олег. – Собственно, для этого и собрались.
– Ну что тут можно сказать? – начал я, подумав. – Если всё правда, что вы говорите… (Олег зашевелился.) Ладно, ладно, не дёргайся. Это я так… Мне почему-то кажется, что нас благополучно отправят домой по первому нашему требованию. Не могу объяснить, почему: просто кажется, и всё. Другой вопрос – захотим ли мы этого сами. В конце концов, такое случается не каждый день…
– Это уж точно! – Олег усмехнулся.
– В конце концов, ничего плохого нам пока не делают, – продолжал я, приободрившись. – Кормят, поят, одевают, учат… Лично я никогда себе не прощу, если вернусь домой просто так, с чистыми ушами. Мы должны добраться до НИХ и поговорить с ними начистоту. В конце концов, имеем же мы право знать, что они затеяли! Не за тех они нас принимают. Слушайте, а через вертолётную площадку вы не пробовали?
– Пробовали. Глухо, – ответил Олег. – Выхода наверх нет. У тебя всё?
– Всё, – ответил я и тут же уточнил: – Пока всё.
– Ясно, – сказал Олег, вставая. – Главное – не падать духом. Интересно же, чёрт возьми! – Он хлопнул меня по плечу, улыбнулся. – Ведь интересно?
– То ли ещё будет! – отозвалась Соня.
– Слушайте, – сказал я нерешительно, – давно хочу спросить: какая у вас специализация?
– В смысле – к чему они нас готовят? – уточнил Олег. – Это тебя интересует?
Я кивнул.
– Видишь ли, – Олег помедлил, – об этом у нас не принято рассказывать.
– Почему?
– Ну как тебе объяснить…
– А свою специализацию ты уже знаешь? – быстро спросила Соня.
– Знаю.
– Расскажи.
Я смутился: никакого секрета здесь не было, но рассказывать не хотелось, это было слишком… это было частью меня самого.
– Вот видишь, – удовлетворённо сказала Соня, – о таких вещах не говорят.
– Но в целом… – проговорил я с запинкой, – в целом это хорошее?
– В целом – да, – ответил Олег. – Верно, Софья?
– Да, – сказала она.
– Это у вас, – не унимался я. – А как у Борьки, у Славки?
– У них тоже, – уверенно ответил Олег. – Ты не думай, они неплохие ребята.
Притворяются больше.
– Здорово притворяются, – сказал я.
Мы попрощались и разошлись «по домам». Точнее, Соня осталась у себя, я пошёл в свою комнату, а Олег отправился на улицу подключать учительский домик. Я хотел было прогуляться с ним, но он предпочёл идти один, «на всякий случай».
Стоя в вестибюле, я долго смотрел Олегу вслед: он шагал неторопливо, вразвалочку, по-хозяйски. Ни дать ни взять монтёр или сантехник, совершающий обход ЖЭКа. От него одного теперь зависело, поднимется ли завтра «птичий базар», будет ли подан горячий обед в столовую, зашумят ли кондиционеры, имитирующие утренний ветерок…

21

Придя к себе, я не стал укладываться спать: не хотелось. Я сел на подоконник, взглянул на белое «небо» – и чуть не взвыл от тоски. Нет, мне не казалось, что я задыхаюсь, мне не мерещилось, что по куполу бегают мохнатые пауки. Умом я понимал, что мы все находимся внутри наполненного тёплым воздухом баллона, который, вращаясь, мчится в темноте и пустоте… а может быть, стоит на месте, а вокруг вращаются звёзды. Как раз это меня не пугало.
И не только меня. Если б мы боялись этого, то сидели бы сейчас в одной комнате, тесно прижавшись друг к другу, как маленькие заброшенные дети. И проблема возвращения домой тоже меня не волновала. Как легко я попал в эту «школу», думалось мне, так легко и вернусь обратно. В парусиновой куртке, доставшейся мне от отца, в вельветовых брюках и уютно стоптанных кедах я появлюсь на пороге нашей комнаты и скажу: «Здравствуй, мама. Вот, я вернулся». Нет, всё это было не страшно. Страшно было оттого, что в какой-нибудь сотне метров отсюда, в слепом голубом домике, стоят, пусто глядя друг на друга, неподвижные Воробьёв, Скворцов и Дроздов. Мне казалось теперь, что у всех троих мёртвые глаза, механический смех, мелкие зубы из серой пластмассы… Как я завтра посмотрю им в лицо, как заставлю себя учиться?
ЭТИ? ЭТИ меня не пугали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22