Всякую мелкую бессловесную живность он старался не обижать, другое дело, попадись ему в темном переулке какой-нибудь темный эльф. Переломал бы мерзавцу кости, если бы смог, – и пусть потом регенерирует, завывая от боли.
Гостьи прощались с Шельн, заверяя, что придут еще. Та поднялась с шезлонга, чтобы проводить их.
– А эта жуткая история с коровой, ужас-то какой! – донесся до Креуха сквозь медленный шум прибоя голос одной из посетительниц. – Как вы думаете, кто мог это сделать?
– Не человек! – подхватила другая. – Ужас, я как услышала, чуть не умерла, мне до сих пор нехорошо…
Когда Раймут и Шельн приехали в Халеду, их здесь приняли, как везде. Халедские мужчины вожделели Лунную Мглу, женщины ревновали и завидовали, но в то же время видели в ней образец для подражания. Та охотно делилась с новообретенными подругами рецептами диет, «коктейлей здоровья», косметических масок, благодаря которым у нее такая идеальная фигура и такая гладкая матово-белая кожа, не тронутая загаром и не краснеющая от солнечных лучей, и такие ухоженные ногти, и такие сияющие светлые волосы, и никаких проблем с самочувствием.
– Все-таки у вас, дорогуша, есть какой-то секрет, который вы от нас скрываете! Все же сидят на диетах, а такой результат у вас одной, больше ни у кого…
– Просто я соблюдаю в питании строгую дисциплину, – с покровительственной улыбкой отозвалась Шельн. – Никаких уступок диктату желудка, никакого пирожного на ночь в виде последнего исключения. На весь день – полчашки жидкой овсянки, стакан фруктового сока, немного сырой капусты, горсточка пророщенных зерен пшеницы, стакан нежирного молока. Это все! Раз в месяц я устраиваю себе праздник и наедаюсь до отвала, а потом опять сажусь на диету, и никаких поблажек аппетиту. Красота, как и совесть, не терпит компромиссов.
Креух снова ругнулся, на этот раз не вслух. Кто бы здесь вспоминал о совести…
Женщины ушли, юноша остался. Звали его Марек Ластип. Ему сейчас полагалось бы находиться не здесь, а в Асаканте – городке по ту сторону Кочующей гряды, которая на самом деле никуда не кочует, но выглядит издали как вереница окаменевших верблюдов.
Из года в год в Асакант присылают студентов-филологов записывать южный фольклор, вот и нынче они приехали, а этот Марек оказался среди них самый умный. Или, вернее, в некотором роде самый умный. В Асаканте горожане от студиозов шарахаются, как от саранчи, двери перед носом захлопывают, потому что столичные ребята каждое лето донимают их одними и теми же расспросами, сколько можно? А в Халеде народ непуганый, словоохотливый. Выполнишь учебное задание за три-четыре дня, и в оставшееся время гуляй на здоровье. Вот Марек и махнул через Кочующую гряду, пренебрегши запретом.
Молодым людям в возрасте от пятнадцати до двадцати трех лет категорически не рекомендуется посещать окрестности Сильварии. Строго говоря, настоящую силу этот запрет имеет только для полуэльфов и четверть-эльфов, для остальных никакого риска, но Траэмонский филологический колледж, в котором учился Марек Ластип, на всякий случай ограничил практику заведомо безопасными территориями.
Условно безопасными, кисло усмехнулся Раймут. Пропадают-то они где угодно: хоть за сотню миль от сильварийской границы, хоть в самом великом граде Траэмоне, хоть на Грежейских островах, хоть в северных краях за Пасмурными горами, где земля насквозь проморожена и растет один мох. Но там у них все-таки есть шансы, а сюда, прямиком в западню, по доброй воле сунется только дурак. Или тот, кто абсолютно уверен, что он ни на половину, ни на четверть не эльф.
Марек принадлежал ко второй категории. Несмотря на характерный разрез глаз, заостренные уши и форму зубов, эльфийской крови в нем – кот наплакал. Креух уже успел сделать запрос по служебным каналам и получить его родословную. По обеим линиям несколько поколений добропорядочных траэмонских буржуа, не подкопаешься. Судя по внешности парня, неформальные контакты с эльфами у кого-то из его прабабок все же имели место, иначе откуда бы он такой взялся, но с родителями, бабушками и дедушками все чисто.
Неприятностей у себя в колледже он, конечно же, огребет, ибо нарушил правила, но это будут не те неприятности, когда человек бесследно исчезает, как песчинка в пустыне, и потом, сколько ни бейся, не узнаешь, жив он или сгинул, не говоря обо всем остальном.
Ступени лесенки, ведущей на веранду, певуче скрипели и прогибались. Павильон, того и гляди, развалится, как карточный домик, если только раньше его не спалят… или если нетипичная для залива Обманутых Ожиданий чудовищная волна в один прекрасный день не разнесет его в щепки.
Марек напрягся и вежливо поздоровался.
Шельн, снова растекшаяся в своем любимом полосатом шезлонге, улыбнулась загадочной улыбкой кошки, съевшей хозяйскую сметану.
Марек отступил на середину веранды – на всякий случай, чтобы была свобода маневра, но страховой инспектор отреагировал на него до обидного незаинтересованно. Правильнее сказать, вообще не отреагировал. Вместо этого, остановившись перед Лунной Мглой, уставился на нее с непонятным выражением и неприветливо спросил:
– Зачем?
– Ты о чем, Раймут? – ласково отозвалась Шельн.
– Сама знаешь, – буркнул инспектор. – Помнишь наш уговор?
– Я его не нарушала, Раймут.
– Формально нет, а на деле это за всякие рамки… Ты сама-то соображаешь, что творишь?
– Господин Креух, как вы разговариваете с дамой? – собравшись с духом, вклинился Марек.
Получилось плохо и впечатления должного не произвело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22