Семен платить отказался. Его тренажерный зал вовсе не был прибыльной точкой, как утверждал Третьяков. На самом деле он еле-еле окупал свое содержание – Перов держал его не ради денег, а ради искусства. Любил он культуризм – самозабвенно любил и посвящал увлечению все свое время. Даже тренажеры чинил сам, даже блины для штанг выплавлял сам в «карманном» литейном цеху. По сути дела, он вообще был единственным служащим в «Витязе».
Если бы он согласился на такое увеличение ежемесячных отчислений, то попросту остался бы у разбитого корыта. Поэтому он мягко предложил Третьякову умерить аппетиты, иначе-де ему, Перову, будет выгоднее закрыть заведение, чем работать себе в убыток. Но закрывать, мол, он в любом случае ничего не собирается.
Третьяков аппетиты не умерил. Он был упрямым человеком и отступать не собирался. Более того – он дважды присылал своих ребят потолковать с несговорчивым штангистом.
Первый оказался умным и не стал нарываться. Второй пришел в компании четверых гопников с гаечными ключами, но неверно выбрал время для столь важного визита, заявившись в самый разгар дня, когда в зале присутствовал не только сам Перов, но и целая куча клиентов, в том числе и Ежов.
Клиенты обрадовались возможности потренироваться на живых грушах...
Теперь у Семена было паршивое настроение – Третьяков из ослиного упрямства вполне мог просто спалить его качалку. Прецеденты были – раньше Виктор Борисович держал несколько улиц по соседству, и там от него все стонали. Теперь этот авторитет заматерел, поглотил новую территорию, и стоны только усилились. Куда подевался Иванихин, никто не интересовался, но что он ушел не сам, было ясно без слов.
– Слушай, может, помочь чем? – предложил Михаил. – У меня в ментуре осталась парочка знакомых – прижмем гада?
– Не надо, – отказался Перов. – Прости, Мишань, но я уж сам как-нибудь... Не люблю я ментов.
– Как знаешь. Но учти: если вздумаешь бузить – я с тобой! – заявил Ежов. – Может, контору мою подключим?
– Контору! – развеселился бывший штангист. – Ну, Мишань, это уже мания величия: вся твоя контора – ты сам! Ты б хоть секретаршу, что ль, нанял... Для солидности.
– Да пока сам справляюсь, – пожал плечами Ежов. – Ты что, Андреич, не доверяешь?
– Ладно, ладно, если сожгут, найму тебя, – мрачно хохотнул Перов, входя в подъезд.
Ежов махнул ему на прощание и двинулся дальше – он жил в соседнем доме.
Через несколько минут Михаил завернул за угол и удивленно остановился. Ему показалось, что кто-то поставил перед ним большое зеркало. Потом он понял, что ошибается, и это вовсе не отражение – у человека за стеклом была точно такая же фигура и прическа, но лицо немного отличалось – волосы чуть потемнее, усы чуть подлиннее, глаза немного поуже, нос поменьше, подбородок подлиннее. Всего по чуть-чуть, но в итоге разница становилась вполне различимой. Хотя сходство все равно сохранялось, и немалое. К тому же Ежову показалось, что у этого парня азиатские корни – было в нем что-то такое... японское, что ли?
А вот одежда совершенно не такая – вместо потрепанной кожанки Ежова на «отражении» был красно-зеленый костюм необычного покроя. Своеобразный комбинезон – верх темно-красный, низ темно-зеленый. Посередине перетянут черным ремнем. На ногах высокие черные сапоги, доходящие до колен, плечи украшены чем-то вроде погон необычного пошива, а на бедрах висят два предмета: несомненный пистолет, только нестандартной модели, и что-то вроде тонкого меча. Военная форма, не иначе. Голову украшает оригинальная «диадема» – две каплеобразных хреновины, закрепленные на висках. Судя по отдельным деталям – что-то техническое, а не просто украшение.
– Братан, ты кто? – недоуменно спросил Михаил. – Елы-палы...
– Царрато деках и змея, последни коллек три джаз и шест – невермор див клиар жира, – выдал длинную фразу незнакомец. Язык был непонятным, но отдельные слова, несомненно, русские, только искаженные и в необычном сочетании.
– Э, мужик, ты это... – опасливо отступил на шаг Ежов, решивший, что перед ним чокнутый. – Ду ю спик инглиш?
– Тун пророк стра и спа? – удивленно моргнуло «отражение». – СОП ле педиран ковет ла лабефо, коу хак?
Михаил офигел еще сильнее. Последняя фраза напоминала английский... но очень-очень отдаленно. Так отдаленно, что дальше просто некуда. Он знал английский язык – даже пару раз ездил в Англию. И еще один раз в Германию.
– Шпрехен зи дойч? – рискнул он.
– Достал стар ми! – облегченно хлопнул себя по лбу незнакомец. – Бундес каф шрейб вернс ау эрбе? Уакиут... Поссе бишпрехен и алт сафзер, оффен тличсерс эйн эй!
– Только не говори, что это немецкий – это не немецкий! – возмутился Михаил. – Похоже, но... Чешский больше похож на русский! О, кстати... м-м-м... Ще пива? Двежесе завирани? Э-э-э, прости, братан, больше по-чешски ничего не знаю, я там был всего пару дней...
– Тубо стар ари шерафман – двенадцать шанар мисинг! – возмутился человек. – Дурак!
– Сам дурак! – машинально откликнулся Ежов.
Незнакомец некоторое время вдумчиво изучал Михаила, а потом начал опускать руку к своей сабле. Ежову это, конечно, не понравилось. Он сжал кулаки, встал в боксерскую стойку и громко заявил:
– Эй, мужик, не балуй! Сейчас как заряжу в ухо, улетишь!
Мужик прищурился, немного подумал, а потом встал в такую же стойку. Они некоторое время стояли неподвижно друг напротив друга, и оба размышляли, что делать дальше.
Незнакомец принял решение первым. Он протянул руку в хорошо всем известном жесте и произнес:
– Рука на грим!
– А, ну вот это я понимаю, – успокоился Ежов, протягивая руку в ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20