Особенно когда их очень хочется заметить, чтобы оправдать собственные близорукость, непрофессионализм и лень.
— Да. Алло. Алло, говорите! — Волгин посмотрел на Андрея и пожал плечами. — Не хотят. Может, мой голос не нравится?
— А кому может нравиться твоё мерзкое меццо-сопрано? Лично я его терплю с трудом, исключительно в силу необходимости. И потом, стал бы ты сам разговаривать с человеком, который так громко кричит?
— Я не кричу, потому что хорошо воспитан и соблюдаю инструкцию о культурном и вежливом обращении с гражданами. А голос у меня хороший, настоящий бархатный баритон. Я мог бы выступать в опере!
— Практически ты и так выступаешь.
Сергей положил трубку, и в течение нескольких минут оба оперативника группы по раскрытию умышленных убийств продолжали заниматься той же рутиной, которой занимались и несколько предшествовавших часов. Писали справки о проделанной работе, зачастую рожая тексты с превеликим трудом, разглядывая потолок и почёсывая затылки, чтобы привести в соответствие мероприятия, продиктованные нормальной милицейской практикой, с постулатами, которыми руководствуются проверяющие из вышестоящих инстанций. Последние, как правило, о «живой» работе знали только понаслышке, но признаваться в этом не любили и отсутствие практических знаний компенсировали теоретическим багажом, который так же соотносился с действительностью, как рекомендации поваренной книги — с полноценным ужином из французского ресторана. Опера писали справки, подшивали их, как и другие документы, в оперативно-поисковые дела по «глухим» убийствам прошлых лет, обсуждали новости, матерились, обнаруживая упорхнувшую под стол бумажку, из-за которой придётся раскурочивать и заново сшивать трехсотстраничный том ОПД — то есть делали все то же, что и прежде, но посторонний наблюдатель мог бы отметить, что теперь они ведут себя несколько нервно.
Когда снова зазвонил телефон, Волгин уколол иголкой мизинец.
— Да, — сказал он, тряся пораненной левой рукой и прижимая трубку плечом; судя по тому, как он морщился, слышимость была отвратительной. — Да! Что? Так… О, бл… Я говорю, понял! Приезжайте, жду.
Закончив разговор, он сказал: «Черт!» — и отвернулся к окну. Выражение его лица Акулов охарактеризовал бы как смесь лёгкой тоски с весьма заметной брезгливостью.
— К нам едет очередная проверка? — спросил Андрей. — На этот раз из Совета Европы?
— Бандиты назначили встречу.
— Тебе?! Здесь?!
— По делу Шершавчика.
— Кого?
Арнольд Михайлович Гладкостенный окончил свой путь в сорокалетнем возрасте на лифтовой площадке многоквартирного дома, скончавшись от множественных огнестрельных ранений, несовместимых с жизнью. Произведя контрольный выстрел в затылок, убийца бросил рядом с трупом орудие убийства и удалился, никем не замеченный, уступив место оперативно-следственной группе, прибывшей по вызову жены потерпевшего… Точнее, уже вдовы.
— Ошибка в объекте, — определил начальник районного управления, который к группе прямого отношения не имел, но в силу должностного положения обязан был выезжать на происшествия, имеющие большой общественный резонанс; о величине резонанса по поводу убийства Гладкостенного судить было преждевременно, но шеф оказался поблизости от места происшествия и решил заглянуть, не дожидаясь особого приглашения. — Ошибка в объекте, — повторил он, издалека разглядывая валенки на резиновом ходу и трикотажные штаны с начёсом, при Советской власти продававшиеся на каждом углу, но за последние годы пропавшие с прилавков. — Ждали барыгу, а попали…
— …В бедолагу, — закончил начальник отдела уголовного розыска Катышев, склоняясь над трупом. — Странно, а ведь, судя по некрологам, дворники бессмертны. Мадам, чем занимался ваш покойный супруг?
Людмила Борисовна Гладкостенная прижимала кулачки к сухим глазам, трясла головой и ничего вразумительного ответить не могла. Поначалу это объясняли шоком от случившегося, потом объяснять перестали — даже спустя несколько месяцев она лишь пожимала плечами, когда её спрашивали о роде занятий, связях и проблемах убитого.
Когда перевернули труп на спину, удивились. Поверх затрёпанного свитера домашней вязки обнаружился золотой крест размером с ладонь. Крест висел на цепи метровой длины, каждое звено которой габаритами мало уступало спичечному коробку.
— Пожалуй, что и не ошибка, — молвил начальник РУВД, удаляясь; сбавив шаг, он приказал руководителю ОУРа: — Анатолий Василич, разберись тут как следует.
Катышев в указаниях шефа, выросшего из участковых инспекторов и никогда не имевшего отношения к раскрытию серьёзных убийств, не нуждался. Все необходимые мероприятия были проведены в срок и добросовестно, но результата не принесли. Обнаружилось, что при зарплате 800 рублей, начисляемой ему как председателю гаражного кооператива, и грошовой пенсии по инвалидности, покойный обладал пятью автомобилями, дачным участком и тремя квартирами, а в деловых операциях с лёгкостью оперировал суммами по 30 — 40 тысяч долларов. До сути деловых операций, правда, так докопаться и не удалось. Вдова хранила молчание, личные записи Гладкостенного ясности в вопрос не внесли, судя по учётам налоговой инспекции и другим официальным базам данных, ни к какому бизнесу он ни малейшего касательства не имел.
Год назад, когда убили Гладкостенного, Волгин был в отпуске, а Акулов и вовсе сидел в тюрьме, дожидаясь суда по обвинению в превышении власти. Отгуляв законный отпуск, Волгин взял больничный, так что на работе отсутствовал два с лишним месяца. Когда он приступил к своим обязанностям, дело числилось в разряде крепких «глухарей», и Катышев посоветовал не забивать себе голову.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125