Ему исполнилось двадцать девять. Она могла погибнуть в двадцать три…
С холодной, расчётливой яростью Акулов представил, как он поступит с убийцей, когда до него доберётся.
Говорите, на смертную казнь введён мораторий?
Посмотрим…
* * *
Волгин и Михаил сидели в «ничейном» кабинете на втором этаже 13-го отделения. Сазонов околачивался в коридоре — видимо, мешал разговору, и Сергей его выставил. На Андрея Шурик посмотрел глазами отличника, несправедливо выдворенного из класса за проступок соседа по парте. Ожидал, вероятно, что Акулов позовёт его с собой, разрешит принять участие в расколе злодея, но Акулов не позвал. Сперва хотел вообще пройти мимо, не обращая внимания, но передумал и остановился:
— Спустись в дежурную часть, «пробей» задержанного по всем учётам. Катышев не появлялся?
— Был, уехал. Обещал через два часа опять заскочить.
Акулов открыл дверь кабинета.
Одного взгляда хватило на то, чтобы понять: разговора не получилось.
Волгин сидел за столом и курил. Смотрел в окно, до половины прикрытое дырявой розовой шторой, о которую кто-то вытер чёрную краску с ладоней, — очевидно, после дактилоскопирования. Из окна открывался вид на занесённый снегом фундамент долгостроя и унылый дощатый забор, к которому жались, укрываясь от непогоды, редкие пешеходы. Единственный фонарь, освещающий площадку, раскачивался от ветра и скрипел так громко, что это было слышно даже в кабинете, несмотря на доносящуюся из-за стенки трескотню пишущей машинки и крики буйного алкаша из «аквариума» дежурной части.
Судя по выражению лица Сергея, наблюдать за пешеходами и фонарём ему было куда интереснее, чем общаться с задержанным. Лист бумаги, лежащий перед ним, был заполнен меньше чем на треть, хотя обычно Волгин делал множество черновых пометок перед тем, как приступить к писанию процессуальных документов.
— А ну-ка сядь по-нормальному! — рявкнул Акулов на Михаила, делая вид, что намеревается дать ему подзатыльник. — Ты что, забыл, где находишься? У гинеколога так сидеть будешь!
Михаил вздрогнул. Потом сдвинул колени, подтянул задницу к спинке жёсткого деревянного кресла, снял с подлокотников руки. Покосился на Андрея и поджал ноги.
— Вот так-то лучше! — Акулов опустил занесённую руку, но остался стоять позади Михаила; как только тот, занервничав от неизвестности, решил обернуться, опять повысил голос: — Сидеть! Тебе кто головой крутить разрешал? Я тебя спрашиваю, рифмоплёт недоделанный!
Михаил, начиная тихо паниковать, робко посмотрел на Волгина, ожидая защиты, но опер не протянул руку помощи.
— Ты мой вопрос не расслышал? — Меняя тон, Андрей спросил почти ласково, но одновременно опёрся руками на спинку кресла Михаила, придавив и часть пальто; дерево протяжно заскрипело.
— С-слышал…
— Ну и?..
Михаил громко сглотнул. Он бы отдал очень многое, если не все, чтобы оказаться подальше от этого кабинета. Он бы заплатил любую цену, лишь бы уснуть и пробудиться в другом месте. Он продал бы дьяволу душу, если б тот его защитил.
Но ничего этого Миша сделать не мог.
Сидел, потел и трясся, боясь поднять руку, чтобы промокнуть капли пота на лбу.
Больше всего страшила мысль, что за него ещё не брались как следует.
— Я сейчас поговорю с тобой без дураков, — тем же, почти ласковым голосом пообещал Андрей, усиливая нажим на спинку кресла. — Сергей Сергеич! Мне кажется, вы слишком вежливо задавали вопросы.
— Андрей Виталич, у меня свои методы…
— Я всегда говорил, что они не отличаются эффективностью.
— Ну почему ж? А кто тогда маньяка расколол?
— Да если б я его не обработал как следует — он бы хрен что сказал.
— Категорически не согласен!
— Хорошо, проверим! Сколько вы с Мишей общались? И ноль на выходе. Мне потребуется в два раза меньше времени, но я получу весь расклад. Идёт?
— На бутылку коньяку?
— Да хоть на ящик!
— По рукам.
Пари было заключено с самым что ни на есть серьёзным видом, после чего Волгин взял со стола сигареты, положил в боковой карман пиджака лист с черновыми заметками и направился к двери. Проходя мимо Миши, он сочувствующе посмотрел на него и как будто даже хотел потрепать по плечу, но сдержал порыв заметным усилием воли. Оказавшись за его спиной, Волгин шепнул одно слово: «Марина» — и продолжил движение, успев заметить, что напарник информацию понял.
Как только Волгин ушёл, Акулов перестал давить на кресло, потянулся, хрустнув суставами, и уселся на стол. Под его весом столешница заметно прогнулась, что-то щёлкнуло, но и только. Разрушений не произошло, допотопная конструкция, попавшая в отделение неведомыми путями — на её боковине белел алюминиевый шильдик «3-я гор. псих. б-ца», — устояла. Андрей достал «беломор», долго разминал и продувал папиросу, но прежде, чем закурить, снял и положил рядом с собой часы.
— У нас есть примерно сорок минут.
Прикурил, затянулся, выпустил дым в потолок, почти достав струёй блок ламп дневного света. Продолжил говорить:
— Пожалуй, я отдам коллеге коньяк. Зачем лишний раз надрываться? Сорока минут мне хватит за глаза, но попотеть придётся нам обоим. На тебя мне плевать, но своим здоровьем я дорожу. Так что, пожалуй, раскошелюсь на выпивку. Затрата тем более не велика, что бутылку мы приговорим вместе. Ты поедешь в тюрьму, а мы останемся пить…
Миша молчал. Он понимал, что мент, прервав монолог на интригующем месте, ожидает вопросов, заявлений о невиновности, клятв, может быть, всплеска отчаяния. Понимал и потому крепился, не желая принимать навязываемый сценарий, уверяя себя, что происходящее — игра, что никто его и пальцем не тронет и что в СИЗО не повезут, в крайнем случае — посадят на трое суток, а потом адвокат его вытащит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125