— Так ведь у нас договор!
— Договор, Миша, предусматривает права и обязанности обеих сторон, а не только мои. Конечно, я не могу его разорвать официально, но, ты же понимаешь, есть всякие способы… Не делай, пожалуйста, обиженное лицо. Лучше послушай.
— Чего теперь слушать? Без вас меня однозначно посадят.
— Я профессионал, и разрыв договора не означает, что последний час я отработаю спустя рукава. Следователю скажешь, что наркота и всё остальное принадлежало Шажковой. Да, ты это у неё видел и предлагал сдать в милицию. Думал, что она так и сделала, но оказалось, что Каролина криминальное барахло лишь перепрятала. Поэтому ты и не выдал его перед началом обыска — не знал, что оно ещё осталось в квартире. Дальше: про других баб повторишь то же, что говорил и мне. Слово в слово! И подробно расскажешь про свидетельницу, которая ворвалась в кабинет и расцарапала твоё рыло! Это надо, чтобы нейтрализовать её показания. Пусть потом говорит всё что угодно, а ты стой на своём. Да, она тебя видела около школы, но ни в какие окна ты не заглядывал, просто шёл мимо. Гулял. Это не вызовет подозрений, потому что школа находится недалеко от твоего дома, а тебе, как человеку умственного труда, необходим ежедневный моцион. Она тебя запомнила потому, что ты сделал ей замечание по поводу собаки, которая была без поводка и намордника и могла напугать детей. Ты сделал замечание, а женщина тебе в ответ нахамила и пригрозила милицией. Сказала, что у неё там есть знакомый участковый, который устроит тебе неприятности.
— Может быть, лучше оперативник?
— Не будем перегибать палку. Дальше…
Выслушав все наставления, Михаил предпринял вторую попытку разжалобить адвоката, но Мамаев остался неумолим. Ответив твёрдым отказом, он скрипнул дверью и крикнул:
— Товарищ следователь! Мы готовы.
Борисов выключил приёмник.
— Ну как?
— Было кое-что интересное, — неопределённо ответил Сергей.
— Кое-что! А я так думаю, что очень много. Тащите батарейки, господа сыщики. Знаете, сколько эта хреновина жрёт электричества? Никакой зарплаты не хватит. — Александр бросил устройство в ящик стола и поднялся. — Пойду заберу свои сигареты.
Протискиваясь к двери между столом и банкеткой, он уронил куртку Акулова.
— А, чёрт! — Борисов не успел её подхватить и рывком поднял с пола.
Из внутреннего кармана высыпались фотографии.
— Что это? — Борисов наклонился, собирая «поляроидные» прямоугольники.
— Дай сюда! — Акулов выхватил из его руки карточки, но Александр успел рассмотреть изображение:
— Клёвая баба. Сам щёлкал? Никогда бы не подумал, что ты этим увлекаешься. Подари штучку, я на стенку повешу…
— Тебя кто просил трогать?
— А ты чего на меня наезжаешь? Не хочешь, чтобы видели — дома держи, а не таскай с собой.
— Без тебя разберусь, где их держать, ясно?
— Не ясно! Ты кто такой, чтобы указывать мне?
— Если руки кривые…
— У тебя у самого кривые, понял? И руки, и ноги! Блин, по-человечески хотел вам помочь, время своё потратил, а ты… Да пошёл ты! — Борисов бросил Акулову куртку.
Волгин напрягся, готовясь разнимать драку, если таковая завяжется. Слишком удобное у Борисова было положение для того, чтобы ударить, и Сергей опасался, что он нарочно отвлёк внимание Акулова, швырнув ему куртку. В прошлом за Александром водились подобные прецеденты. Он мог затеять мордобой, а позже, вне зависимости от исхода рукопашной, сделать так, чтобы об этом стало известно начальству. Миша Родионов, младший опер ОБНОН, чуть не вылетел на пенсию за то, что как-то съездил Александру по роже. Впрочем, это случилось давно, когда был жив ещё полковник Сиволапов по прозвищу Ванька-вор — заместитель начальника управления и покровитель Борисова. С тех пор, как Сиволапов погиб, позиции Борисова заметно пошатнулись. Даже Катышев, несмотря на все свои недостатки, Александра переваривал с трудом и ждал повода, чтобы вытолкнуть его из района в другое подразделение или уволить.
Может, Борисов сам прекрасно знал эти расклады и поэтому был вынужден сдерживаться, а может, повлияли какие-то другие соображения, но он вдруг сбавил обороты. Ни слова больше не говоря, ушёл, оставив дверь открытой.
Андрей надел куртку и убрал фотографии.
— Видел? — спросил он Сергея, не поднимая головы и раздражённо дёргая застёжку «молнии».
— Да.
— Я забрал их в квартире. По-моему, ни к чему, чтобы карточки фигурировали в деле. Ничего не скажешь, постаралась сестрёнка!
Волгин промолчал. Он не видел ничего предосудительного в том, что кто-то фотографируется без одежды. Лишь бы съёмки проходили добровольно и были в радость участникам, а дальше — хоть дома храни, хоть в журналы отправляй, чтобы остальные люди порадовались. В то же время, он мог понять и недовольство Андрея. Понять — да, разделить — вряд ли. Ну побаловалась девчонка, ну и что? О порочности натуры это, по нынешним временам, не свидетельствует. Тем более что она, в конце концов, актриса. Пусть и не самого высокого жанра, но тем не менее человек творческий и раскрепощённый. У каждого своя правда. Андрея возмущали танцы и фотографии, а Виктория, вполне возможно, пришла бы в ужас, доведись ей увидеть, чем иногда занимается братец. Одно прослушивание, которое они только что провели, чего стоит! Совершенно нормальное, рациональное и результативное с точки зрения специалиста, это мероприятие могло шокировать до глубины души свободолюбивого обывателя, желающего, чтобы одновременно и его права были должным образом защищены, и преступников ловили, не снимая белых перчаток и не повышая голоса при задержании.
Так что Волгин промолчал, дожидаясь, пока Акулов справится с «молнией», а после этого они вдвоём покинули кабинет Александра Борисова и прошли в «ничейный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125