Как же так? Этого не должно быть… Не должно…
– Вот ведь мерзопакость какая… – Жрец Ай-Догон говорил как будто со дна глубокого колодца.
– А ты куда смотрел?! гневно потребовал ответа командор Франго. – Сам же говорил, что нечисть за версту чуешь…
– Так ведь и спать иногда надо, – оправдывался жрец. – А то, глядишь, и не придётся больше поспать-то…
– Ута, госпожа, очнись! – голос командора приблизился, но всё равно был ещё очень далеко.
– Вот рассветёт, и очухается она, – поспешно сказал жрец. – Может, раньше даже. Мы тут говорим, а она уже слышит, наверное.
– Если не очнётся, не знаю, что с тобой сделаю!
– Очнётся-очнётся… А почему со мной-то…
– Потому что не ты, а какой-то альв учуял, что дело не ладно.
Темнота, стоявшая в глазах, начала потихоньку рассеиваться, и на фоне серого неба проступили несколько размытых тёмных силуэтов.
– Ну, очнись ты, наконец, девочка моя… – Это говорил Айлон, и голос его, повторённый многократным эхом, как будто отражался от далёких небес.
– Какая она тебе девочка! – вмешался Франго. – Госпожа она тебе, и всем нам госпожа.
– Очнись, госпожа, – повторил Айлон, и вокруг, как будто, стало светлее.
Из-под земли раздался громкий топот, – несколько человек торопливо приближались откуда-то со стороны затылка.
– Вот изловили мы тут одного, – доложил кто-то из сотников. Ута никак не могла запомнить их всех по именам, да и не слишком старалась.
– Пусти! – взревел кто-то прямо над ухом, и тут же послышался треск рвущегося сукна. – Ну, вот – рукав оторвал! Да такой кафтан на рынке в Сарапане полдайна стоит! – Оглушительная оплеуха заставила его замолчать.
– Ещё дёрнешься – руку оторву, – пообещал ему Франго. – Посмотрим, где ты себе другую купишь.
Первый луч восходящего солнца, протиснувшись между щербатым горизонтом и низкими облаками, ударил ей в глаза, и Ута почувствовала, что тело вновь стало ей послушно.
– Госпожа моя… – со вздохом выдавил из себя Ай-Догон. – Вот и славно. Чего ж оно хотело-то…
– Какое ещё «оно»? – спросила Ута, с помощью командора поднимаясь с расстеленной на земле медвежьей шкуры. – Ко мне являлась Душа Литта…
– Ну, и чего же она хотела? Что говорила? – Жрецу явно не терпелось поскорее узнать, что за знамение ей явилось.
– «О, могучая и славная, только ты своим разящим мечом сокрушишь тех, кто разоряет твою землю. – Ута запомнила каждое слово, и теперь ей казалось, будто не она сама говорит, а Душа Литта владеет её устами. – Завтра на рассвете ты будешь под стенами замка. Не медли. Прикажи выступать прямо сейчас. Ворота будут открыты. Вас не ждут!»
– Вот ведь мерзопакость какая… – повторил Ай-Догон фразу, которая начинала приводить её в чувство. – Никакая это не Душа – морок, пустышка, клянь бродячая… Вот этот выпустил. – Жрец указал пальцем на дородного проходимца в кафтане с оторванным рукавом, которому два воина упирали в спину наконечники копий.
– А мне-то откуда знать, что там и как?! – Казалось, что сейчас по мясистому лицу, впитываясь в кудлатую чёрную бороду, потекут крупные слёзы. – Мне сказали: на тебе три монеты, Сайк, простая душа, иди туда-то и туда-то, а там склянку разбей. Я и разбил, хоть и жалко было – склянка-то из хрусталя, сама дайна на три потянет…
– Всё дайны считаешь? – Альв Трелли появился внезапно, как будто из-под земли, и тут же оказался лицом к лицу с проходимцем. – А сколько ты за мой меч выручил?
– Сир… – У Сайка отвисла челюсть, и он теперь он мог издавать лишь сдавленное мычание.
– Ты ведь, наверное, догадывался, что мы ещё встретимся. Только твоя жадность пересилила твой разум.
Трелли ухватил пленника за бороду и потащил Сайка в сторону ложбины, на краю которой стояли обозные повозки. Тот почти не упирался.
– Ну, сейчас он с ним по-свойски разберётся, – заметил Ай-Догон, провожая альва взглядом. – Ох, и не завидую я этому бородатому.
– Госпожа, пойдёмте в шатёр, а то, неровён час, простудитесь. – Айлон тоже поддерживал Уту под руку, а сам был бледен и угрюм – видимо её короткое беспамятство не на шутку его встревожило.
– Верно. Отдохнуть бы тебе, – поддержал его Франго. – День тут постоим, а к ночи дальше двинемся.
– Что со мной было? – спросила она, обращаясь ко всем, кто был рядом.
– Морок, клянь бродячая… – повторил Жрец, беря её под вторую руку.
– Что это – клянь? – Ута послушно шла туда, куда её вели, но готова была заупрямится, если кто-то посмеет промедлить с ответом. Слишком горько было расставаться с те ощущением безграничной веры в собственный успех, с тем покоем, который готов был вот-вот поселиться в сердце…
– Клянь она и есть клянь… – Ай-Догон на мгновение замялся, но тут же поспешил продолжить: – Так уж бывает – человек умер, а душа его ещё при жизни заблудилась и не желает знать, что там, за ледяной пустыней, к которой обращён тёмный лик Гинны. Вина или страсть, жажда славы и величия, не добытые сокровища, не выигранные битвы – всё это тянет её к земле. А потом душа забывает, чего хотела – бродит среди людей без цели и смысла, тщится вспомнить хотя бы имя того, кем была. Таких-то во времена Большой войны отлавливали маги, заключали в хрустальные сосуды и внушали им что угодно: что она – Душа Литта, например, или душа чьего-нибудь покойного дядюшки… А надо это было для того, чтоб вести врага в заблуждение. И люди, и альвы этим пользовались – клянь друг другу подсылали…
– Только те, кто крепок сердцем, достигнет цели… – Ута прошептала это, едва шевеля губами, и ей вдруг захотелось разрыдаться.
– Успокойся, девочка моя. – Айлон подставил шершавую ладонь и поймал на её первую слезинку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142