– Или ты думаешь, что я тебе снюсь?
– Я не знаю… – Трелли посмотрел вверх, и увидел те же тёмные доски, по которым плясал слабый отблеск светильника. – Я шёл сюда много дней. Я спал под открытым небом на влажной траве. Я устал. Почему ты не приходил, Тоббо?
– Я не приходил? Это твоя душа заблудилась. С голодухи и хомячок мандром покажется. Меч нашёл?
– Нет, учитель. Прости…
– Я-то прощу, а вот от Китта достанется тебе на орехи, если узнает. А ведь я тебя сколько раз предупреждал, что люди – настоящие бестии, что они коварны, хитры и вероломны, и не следует им доверять ни в чём, особенно оборванцам.
– Я найду его! – Трелли приподнялся на локте, но вдруг почувствовал, что последние силы оставляют его.
– Не спеши. – Учитель едва заметно улыбнулся. – Придёт время, и меч сам найдёт тебя, а пока делай то, что должен…
– Учитель! – беспокойно произнёс Трелли, заметив, что призрачный силуэт Тоббо начинает потихоньку меркнуть. Учитель, скажи… Почему мне так легко всё достаётся? Почему у тех, кто ушёл раньше меня, ничего не получалось? Разве ты не мог и им послать на помощь Йургу? Почему…
– Всему своё время, малыш, – грустно ответил Тоббо. – Кто-то за гранью небес плетёт кружево судеб, и те нити, что перестают вплетаться в узор, рвутся… Не думай об этом. Просто делай своё дело.
– Значит, те, кто ушёл раньше меня, погибли?
– Да, малыш… Поэтому я и не очень-то и хотел, чтобы ты последовал за ними.
Трелли вспомнил давний вечер у костра и те слова, что он с жаром выкрикивал, пугая лягушек: «Мудрый Тоббо, если я чего-то не знаю – скажи мне… Если я чего-то не умею – научи меня. Научи меня понимать их речь и говорить на их языке, расскажи мне об их обычаях и о том, что такое хитрость и коварство. Я буду стараться, мудрый Тоббо…» Тогда он был готов на всё, только бы покинуть остров на болоте, куда люди не смогли бы добраться ещё сотни лет. Тогда же он решил, что если Тоббо откажет ему в учении, то лучше самому отправиться на поиски, и будь, что будет… Это теперь ясно, что дошёл бы он тогда лишь до первого людского поселения или до первого дикого зверя, или вообще не смог бы перейти болото.
– …но то, что мы не властны над судьбой, не значит, что следует ей покоряться. Нередко нити небесного кружева ветшают и рвутся по нашей вине, а порой становятся прочнее стали, и сами небесные ткачи не в силах их разорвать. И удача не встретится на пути, если не идти ей навстречу… – Голос учителя теперь казался бесконечно далёким и едва пробивался сквозь пенье птиц и шелест ветра в ветвях цветущего сада, но теперь, чтобы понять значение слов, не обязательно было слышать – они становились запахом цветов, соловьиной трелью, молчанием серебристых искрящихся небес. – …но, что бы ни случилось, бояться нечего. Не надо бояться заглянуть в бездонные глаза тёмного лика Гинны. Тот, кто выдержит её взгляд, пройдёт сквозь ледяную пустыню, оставив там всю грязь, прилипшую к душе, пока она была в плену у тела. Не надо бояться смерти, не надо бояться лишений, даже боли не стоит бояться – она всегда проходит…
Трелли вдруг показалось, что он и впрямь увидел тёмный лик Гинны – холодный, прекрасный, равнодушный, он неподвижной луной висел в бескрайнем розовом небе, глядя на бескрайнюю долину, покрытую торосами фиолетового льда. Холод, которым веяло оттуда, пробирал до костей, а над щербатым горизонтом плясали чёрные воронки смерчей. Видение то возникало, то снова таяло среди цветущих садов, и стужа уступала место тёплому нежному ветерку.
Почему раньше Тоббо не показывал ему этот край призрачного мира? Почему именно сейчас его коснулось леденящее дыхание тёмного лика Гинны? А может быть, учитель здесь и ни при чём – просто сам он сейчас слаб, и ледяная пустыня сама приблизилась к нему, желая поглотить его душу, которая стала слишком легка, слишком свободна…
Трелли нашёл в себе силы разомкнуть веки, и взгляд его вцепился в рассохшиеся доски потолка. Теперь надо подняться. В маленькой медной лодочке, заполненной топлёным салом, плавает горящий фитилёк, и сейчас только этот крохотный язычок пламени может растопить бескрайние фиолетовые льды… Он протянул руку и тут же отдёрнул обожжённый палец. Надо подняться, потом спуститься вниз по шаткой скрипучей лестнице, присесть где-нибудь поближе к очагу и заказать не слишком обильный ужин…
Чувство голода он перестал испытывать уже на третий день блужданий по степям Каппанга, и оно до сих пор не вернулось – даже теперь, когда снизу доносился густой запах жареной баранины, чечевичной похлёбки и только что испечённых лепёшек. Вот через эту хлипкую дверь можно уйти туда, где его не настигнет тёмный лик Гинны, просто потому, что большинство людей, которые сидят там со своими кружками дурманящего кислого напитка, наверное, некогда думать о том, что будет после того, как закончится их короткая жизнь…
За дверью раздались тяжёлые неторопливые шаги, а когда она распахнулась, на пороге стояла всё та же хозяйка таверны. Обеими руками он держала поднос, на котором стояла дымящаяся миска похлёбки, из которой высовывалось баранье рёбрышко, лепёшка и кружка травяного отвара.
– С тебя ещё четверть дайна, – заявила она, ставя поднос на тумбочку. – И не вздумай отказаться. А то, не ровён час, окочуришься, и возись тут с тобой.
Хозяйка выбрала нужную монету из сваленных кучкой тут же, рядом с подносом, и величественно удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь. Странно, но Трелли не показалось, что принести еду её заставило нежелание возиться с покойником или желание заработать лишнюю монету… Глотка горячего терпкого отвара хватило для того, чтобы вернулся аппетит, который, казалось, был утрачен навсегда, и каждая ложка густой похлёбки возвращала силы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142