Минут через двадцать-тридцать показались аккуратные домики. «Пригород», — подумал Гроппер. Он приподнял голову и глянул вниз. Серая лента дороги струилась назад с пугающей быстротой, и он понял, что выскочить на ходу не сможет. Прячась за мешком, он вытянул лапу и тронул шофера за плечо. Тот обернулся, продолжая вести машину.
— Что за черт, — пробормотал он, — готов поклясться, что кто-то тронул меня за плечо.
Гроппер снова протянул лапу и похлопал водителя по спине. На этот раз тот затормозил и, обернувшись, заглянул за мешки. Он увидел, как коричневый бульдог с белыми лапами выскочил из машины и скрылся в кустарниках.
— Ну и ну! — шофер раскрыл рот от изумления и на всякий случай скрестил пальцы, гарантируя себя от происков дьявола.
9. Стук в дверь
Хладнокровие — понятие относительное. Люди, как правило, склонны сохранять присутствие духа в ситуациях привычных, сколь бы опасными они ни были, но теряются в ситуациях непривычных. Парашютист, главный парашют которого не раскрылся во время прыжка, успевает раскрыть запасной парашют (если он у него есть, разумеется) и еще подумать о том, чтобы немножко оттолкнуть его от себя. Иначе он может запутаться в стропах нераскрывшегося парашюта. И тот же парашютист может растеряться, увидев, что его место в театре занято другим.
Фрэнк Джилберт Гроппер был, безусловно, хладнокровным человеком и превратился в хладнокровную собаку. И если бы десяток взволнованных брокеров ждали его распоряжений во время очередной лихорадки на бирже, он спокойно бы поднял лапу, отдавая распоряжения о покупке или продаже сотен тысяч акций.
Но облава на бездомных псов не слишком напоминает биржевые священнодействия, хотя бы потому, что на нью-йоркской фондовой бирже в критические часы гораздо шумнее. И когда финансист попал в облаву, давно уже намечавшуюся хиллсайдским муниципалитетом, он совершенно потерял голову. Он хотел было крикнуть «Полиция!», но вместо этого тявкнул громко и испуганно. Хотел было вынуть из кармана визитную карточку, но споткнулся и коричневым шаром покатился по асфальту.
Пришел в себя он только в фургоне, до отказа набитом самыми разнообразными собаками. Гроппер подумал, что никогда еще в жизни не слышал подобного концерта. С полсотни овчарок, скочтерьеров, фокстерьеров, сеттеров и болонок одновременно выли, лаяли и визжали. Меланхолического вида серый датский дог с регулярностью часового механизма бросался на стенки фургона, а пара вислоухих гончих пыталась допрыгнуть до взятого в металлическую сетку окошка.
Финансист сидел в углу и скалил зубы. Шерсть на загривке у него поднялась, и он глухо и угрожающе рычал, готовый вцепиться в неприятеля. Два или три раза он свирепо щелкал клыками, и его перепуганные четвероногие товарищи по несчастью пружинисто отскакивали от него.
К своему величайшему удивлению, он обнаружил, что и грозное рычание и металлический лязг клыков давались ему без малейшей трудности. Должно быть, эта готовность вцепиться в горло ближнему всегда была для него естественной, и разница заключалась лишь в орудиях производства: раньше батарея телефонов на гигантском письменном столе в его кабинете, теперь же — собственные клыки.
Впрочем, думать и проводить сравнения времени у Гроппера не было, потому что чей-то голос снаружи сказал:
— Давай, Джим, поехали.
Раздался металлический стук. «Должно быть, заперли на засов дверцы», — подумал финансист. Натужно взвизгнул стартер, и машина рывком тронулась.
Собаки попадали на пол, сплетаясь в мохнатый вьющийся клубок. Финансист оказался в самом его центре. Он задыхался. Чей-то косматый бок, прижатый к его морде, не давал дышать. Гроппер закрыл глаза, и в бездонной мгле поплыли зеленовато-синие круги, пересекаемые траекториями ярких искр.
«Вот и все, — пронеслось у него в мозгу, — вот он, конец. Совсем не тот, которого я боялся…» Он конвульсивно пытался выбраться из лохматого ада, но не смог преодолеть тяжести десятков собачьих тол. Он снова закрыл глаза, но в это мгновенье машина круто свернула и сила инерции толкнула клубок вперед, и он распался. Фургон остановился; тот же голос сказал:
— Как всегда, в подвал?
Ленивый и хриплый голос ответил:
— Как всегда. Денек подождем, может, явится хозяин, а потом — фьюить! Кого в собачий рай, кого в собачий ад.
Должно быть, никогда еще в жизни Гроппер не размышлял так напряженно. Ему было ясно: или он должен сейчас же придумать, как выбраться из этой ловушки, либо через сутки его перетопленный жир пойдет на изготовление дамских помад.
Джим и второй, должно быть водитель, разговаривали теперь у дверей фургона. Собаки забились в угол фургона и, измученные путешествием и ужасом неизвестности, жалобно скулили. Гроппер подошел к двери, поднял лапу и постучал.
— Слышишь? — спросил Джим. — Какая-то собака стучит. Вежливый пес.
— Сейчас я ей скажу: простите, мистер, пожалуйста.
Финансист не знал азбуки Морзе, не знал, какие комбинации точек и тире, коротких и продолжительных ударов обозначают те или иные буквы. Но он надеялся, что они хоть поймут по крайней море необычность звуков. Встав на задние лапы и высунув язык от усердия, он барабанил по гулкой металлической дверце огромного «форда». Короткий, короткий, длинный. Короткий, длинный, короткий. Два коротких…
— Джим, ты слышишь?
— Слышу. — Голос Джима звучал глухо, ибо люди, столкнувшись с чем-то выходящим за рамки их понимания, всегда почему-то говорят приглушенными голосами.
— Но ведь это не собака. Это азбука Морзе, или как она там называется. Я в армии видел, как телеграфисты работают на ключе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39