— Честно говоря, робею. — Депутат виновато поёжился. — Я всегда знал, что Олег гений, но это… это… — Сивуха задохнулся. — Он фри-масонский бог. Мой Бог! У нас всё наоборот, понимаете? В Библии Бог — Отец, а у меня Бог — Сын.
Он с восторгом обернулся к Фандорину, наткнулся на суровый, неприязненный взгляд и коротко вздохнул.
— Ладно. Пошли.
Охранники так и торчали во дворе. Один держал в руке пистолет, остальные — резиновые дубинки. Правда, увидев депутата, все четверо, как по команде, оружие спрятали.
— Мы не сами, — нервно сказал Котелков и показал на Фандорина. — Это вот он. Говорит, будто ваш сын… Ну, короче… — Он совсем смешался. — Мы ничего такого, даже не совались. Я только к двери подходил, слушал… А там тихо…
— Всё правильно, — оборвал Сивуха, не глядя на говорившего. — Идите. Вы больше не нужны. С милицией свяжутся мои ребята. Когда понадобится.
Входить в дом он не торопился. Наверное, ждал, когда уйдут посторонние. Даже телохранителей с собой не взял.
Фандорин выяснил, отнесли ли Валю в приёмное отделение, и присоединился к Аркадию Сергеевичу.
Во дворе остались только они двое.
Лицо депутата подрагивало, глаза опять были на мокром месте.
— Бедный мальчик… Сидит там, как загнанный зверь, и думает: предал я его или нет.
Он пошёл вперёд, а когда Николас хотел последовать за ним, властно бросил:
— Нет. Я один.
Поднялся на ступеньку, открыл дверь, скрылся внутри.
Его не было очень долго, тридцать девять минут (Фандорин засёк по часам).
Из главного корпуса выглянули телохранители — начали нервничать. Но топтались у выхода. Очевидно, получили твёрдый приказ не соваться.
— Ну что там? — крикнул один — тот самый, что первым заметил Николаса возле «альфа-ромео».
Ника лишь пожал плечами.
Ну, а потом наконец появился Аркадий Сергеевич. Он был в одной рубашке. Дёрнувшимся с места телохранителям махнул рукой — не надо.
Поманил только Фандорина.
— Ну что же вы? — шёпотом поторопил он медлившего Николаса. — Пойдёмте.
И снова сделал манящий жест, показавшийся Фандорину очень странным и даже таинственным.
Отчего-то ужасно волнуясь, Ника осторожно переступил порог и огляделся. Олега нигде не было.
— Где же… Олег? — выговорил магистр, задыхаясь.
Сивуха пристально смотрел на него:
— Пойдёмте…
Он по-прежнему говорил шёпотом, медленно и как-то странно задумчиво.
Николас вышел на середину просторного помещения, огляделся и задрожал: Олег лежал на полу, возле стола — там же, где упал от толчка в грудь. Красное кимоно разметалось по полу, и показалось, будто мальчик лежит в огромной луже крови.
Вскрикнув, Фандорин подбежал к лежащему. Нет, крови не было, но открытые глаза преступника смотрели в потолок взглядом пустым и безжизненным.
— Мёртв, — шепнул Николасу на ухо депутат. — Я ему голову приподнял, а она, как на нитке. Перелом шейных позвонков. Это вы его толкнули. А он о край стола ударился. Вот этим местом.
Жёсткий палец Аркадия Сергеевича ткнул Нику пониже затылка.
Только сейчас Фандорин заметил, что глаза у Сивухи такие же мёртвые, как у лежащего. Будто смотрят и не видят.
— Я не хотел его убивать! — пробормотал магистр. — Это он хотел меня… Видите, меч лежит! А вон там, на столе таблетка. Это яд! И доктор — видите? — показал он на тело Зиц-Коровина. — Убит выстрелом из шприца!
Тяжёлая рука Аркадия Сергеевича легла ему на плечо.
— Тсс! Не надо кричать. Нехорошо, — с укором сказал депутат. — Я знаю, что вы не хотели его убить. Просто вы толкнули моего мальчика слишком сильно. Много ли ему надо? У него такие хрупкие косточки. Как у ребёнка.
Сивуха перевёл взгляд на мертвеца.
— Смотрите, какой он красивый. Какие у него тонкие черты лица, какие золотые волосы. Правда, он похож на ангела? — Он неожиданно хихикнул. — Я вам сейчас смешную историю расскажу. Это Олежек придумал вас нанять. Но на одни деньги, говорит, этот интеллигентик не клюнет. Тут нужен магнит попритягательней. Давай, говорит, пап, ему нимфетку эту подсунем. Жалость — вот на что мы его подцепим. Саша Морозова сначала ни в какую не соглашалась. Тогда Олежек к ней в виде ангела явился. Наутро звонит она мне, согласна, говорит. Видение мне было. Явился златовласый ангел, разрешил.
Тихий восхищённый смех перешёл во всхлип, депутат шмыгнул носом, а Ника вспомнил, как Саша, увидев Олега в коридоре, сказала: «на ангела похож».
— Отлетел мой ангел-хранитель. Навсегда… Аркадий Сергеевич беззвучно заплакал. То есть слезы-то текли, но лицо в плаче участвовать будто отказывалось, оставалось совершенно неподвижным. Да и голос не дрожал.
— Да, вот ещё что, — перешёл Сивуха на деловой тон. — Я там на столе чек положил. На шестьдесят тысяч евро. На имя Александры Филипповны Морозовой. Она эти деньги честно заработала. Отдайте ей. И простите вы её Бога ради, а то она ведь с ума сойдёт. Это она всё из-за брата. Ничего не поделаешь — цельный человек. Если кого полюбит, ни перед чем не остановится. Вроде нас с Олегом… Ну, что ещё? — Он как бы задумался, но смотрел по-прежнему не на собеседника, а на мёртвого сына. — Вам я ничего не должен, потому что ни одно из поручений до конца вы не выполнили. Разве что… — Он взял со стола синюю папку. — Держите. На — память об этой весёлой истории. Мне больше не нужно. Из-за этой проклятой пачки бумаги я потерял сына… Пить хочется.
Он повернулся и неуклюже, словно вслепую, пошёл мимо столов. Задел плечом стеллаж, с него на пол посыпались книги.
Аркадий Сергеевич присел на корточки, аккуратно подобрал их, положил на стол. А одну — старую, растрёпанную — как взял, так и застыл с нею в руках.
— «ФОКУСНИК-МАНИПУЛЯТОР.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65