Но Борштейн — это не ее компания. Правда, он косится на нее, тоже, конечно, знает в лицо, но хрен с ним, с Борштейном, у нее свои дела, у него — свои.
Настя достала сигареты, закурила и пошла по Невскому в сторону площади Восстания. Путь был ясен, прост и привычен. Сначала в «Сайгон», может быть, там есть кто-то из народа, потом — в «Костыль», где-где, а в «Костыле» уж точно кто-то из команды болтается. Правда, там больше малолетки, гопота, но и нормальных людей бывает в достатке — во всяком случае, Настя всегда найдет себе компанию. Была, конечно, альтернатива — двинуть на Дворцовую, но с роллерами, хотя и много было среди них у Насти хороших знакомых, ей сейчас не хотелось крутиться. Хотелось чего-то такого... Непонятно чего. Еще со вчерашнего вечера. Чего-то взрослого, спокойного чего-то. Хрен знает чего, одним словом.
Навстречу шла девчонка, очень знакомая. А, Машка Перчанок. С красными волосами, длинная, худая, без очков, со всеми своими минусами ничего не видит в двух шагах от себя, глаза как у сомнамбулы, в ушах — пробки плейера, так и прошагала мимо Насти в сторону Дворцовой, не заметила знакомую. Они, конечно, не такие уж и подруги, но поздороваться могла бы. А из-за Машкиной спины прямо на Настю вылетел небольшого росточка, плотный, с длинными волосами, курносым носиком, в джинсуру весь закован с ног до головы — сам великий господин Чиж, рок-звезда, кумир трудных подростков славного портового города Питера. Он вроде живет здесь где-то неподалеку. Тоже идет, никого не замечает, и его никто. Вот странно — после концерта где-нибудь в «Октябрьском» охранники выстраиваются у служебного входа, чтобы Чижа при его появлении не растерзали поклонницы, а тут — идет себе, и никому до него дела нет.
Возле «Сайгона» стояли Мертвый и Кулак. Настя впервые видела их вдвоем, они были из разных кругов, практически не пересекающихся между собой. Мертвый, представитель Питерских Ковбоев, работал поочередно в разных джинсовых и музыкальных магазинах охранником, ночным сторожем, вышибалой в клубах, но подолгу нигде не задерживался. Основным его достоинством, которое и сделало его исключительным специалистом в выбранной им области, была неимоверная физическая сила и поистине устрашающие габариты. Но она же, сила, которая била иногда буквально через край, и приводила Мертвого к совершению поступков, несовместимых с работой, скажем, в приличном клубе или магазине.
Напившись, а Мертвый игнорировал все указания очередных своих начальников касательно употребления алкоголя, он мог запросто швырнуть на столик, вырвав из-за стойки словно репку из земли нахамившего ему бармена, как было однажды, или учинить еще какой-нибудь скандал, которым не было числа в его длинной трудовой биографии. Ему перевалило за тридцать, но с первого взгляда больше двадцати пяти Мертвому не давал никто. И это несмотря на его более чем внушительные габариты. Все дело было в одежде, прическе, манере общаться. Неискушенному в ночной питерской жизни трудно было вообразить, что мужчина на четвертом десятке, житель культурной столицы, как до сих пор еще говорили, России, может ходить в ковбойских сапогах с позвякивающими при каждом шаге шпорами, шляпе «стетсоне», настоящей, огромной, с загнутыми вверх полями. А что говорить о жилетке с длиннющей бахромой, о бесчисленных ремешочках, ленточках, каких-то уздечках, платочках, которыми Мертвый был перевязан, перепоясан, опутан, только что не взнуздан. А многих предметов его гардероба, точнее, их названий не знали даже самые близкие друзья. Все эти штуки, металлические и кожаные, которые он постоянно носил, внушали окружающим боязливое недоумение.
— Привет! — сказала Настя, обращаясь к обоим сразу.
— А, Настюха, здорово! — ответил Кулак, высоченный худой парень, ровесник Мертвого и, так же как Ковбой, выглядевший значительно моложе своих лет. Он схватил Настю за плечи, притянул к себе и потрепал по спине. По-отечески, без всякого умысла. Так, по крайней мере, считала Настя. — Как дела? — успел весело поинтересоваться Кулак за то время, пока Мертвый лишь свысока, оценивающе поглядел на Настю, причмокнул толстыми губами и, наконец, сочтя ее достойной общения, коротко, почти незаметно кивнул головой.
— Отлично, — ответила девушка Кулаку. Мертвого Настя побаивалась. Очень уж он был непредсказуем, а количество спиртного, употребленного им в течение дня, не поддавалось никакой оценке. Мертвый никогда не выглядел пьяным, даже будучи на грани полного, что называется, отруба. Что же происходило у него внутри — это другой вопрос.
— Пошли со мной, — предложил Кулак.
— Куда?
— Тусоваться! — Кулак расхохотался. — Это же у вас, у молодежи, так принято — тусоваться, да?
— Не знаю.
— Ладно, ладно! Я сам был раньше «молодежь», я-то знаю. В клуб пошли, пивка попьем.
— А ты разве?..
— Что? — строго спросил Кулак.
Настя знала, что этот высоченный взрослый парнище прежде славился своими алкогольно-рок-н-ролльными подвигами, а года два назад «закодировался», устав от неприятностей, которые приносили все учащающиеся запои. Перестав пить, он начал зарабатывать какие-то немыслимые кучи денег, которые тратил, впрочем, так же легко, как и получал. Кулак занимался продюсированием начинающих питерских групп, возил их в Москву, записывал им альбомы, группы эти одна за другой, не успев появиться на свет и записать альбом, куда-то исчезали, а Кулак, получая под них приличные авансы в столице, «залечивая», как он говорил, спонсоров, благоденствовал.
— Что «я разве»? — переспросил он.
— Ты же не пьешь, кажется?
Он снова громко захохотал, так, что прохожие вокруг стали испуганно оборачиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111