Через двадцать минут «девятка» подъехала к магазину «Rifle» на Каменноостровском. Витя остался сидеть в машине, а маленький человечек часто застучал каблучками по широким добротным ступенькам старого подъезда, легко взбежав на второй этаж.
Он надавил кнопку звонка, и дверь в ту же секунду распахнулась. На пороге стоял Моня, голый по пояс, всклокоченный и растерянный. Одной рукой он застегивал «молнию» на джинсах, другой придерживал тяжелую толстую дверь.
Человечек быстро вошел в прихожую. Вокруг него было как будто невидимое поле — так же легко, как давеча во дворе, он, не касаясь плечом молодых меломанов, заставил их раздаться в стороны, так и сейчас он отодвинул Моню от двери.
— Здорово, Пегий, — сказал хозяин, запирая дверь на хитрый, по спецзаказу сделанный замок, но человечка, которого он так фамильярно назвал Пегим, в прихожей уже не было. Не останавливаясь, он прошел в гостиную и, не снимая длинного плаща, не рухнул, не плюхнулся, а как-то ловко и быстро устроился на огромном, сработанном, похоже, в прошлом веке, диване.
— Здорово, здорово, Моня.
— Не ждал я тебя сегодня, признаться, — Моня растерянно остановился посреди комнаты, вытирая влажные ладони о штаны.
— Я тебя с горшка, что ли, снял? — Пегий тихонько и коротко хохотнул.
— Ну, в общем, да.
— Так, может, закончишь, а потом поговорим?
— Спасибо, я уже.
— Ну, тогда присядь.
Моня взял с подоконника пачку «Мальборо», вытряхнул сигарету и развалился в глубоком старинном кресле рядом с раскрытым, выходящим на Каменноостровский окном.
— Ну, рассказывай.
— А чего? — спросил Моня. — Все в порядке.
Он крутанул колесико отливавшей золотом «Зиппы» и глубоко затянулся.
— Шуганули ихнего секьюрити. Таперича вход свободный.
— Не паясничай. Расскажи все, как ты его шуганул.
— Ну, как... Так... Нормально.
— Тебя, мудак, просили его резать? Торчок сраный! Такого говна наворотил, мне теперь расхлебывать! Сука!
Пегий ругался беззлобно и как-то необидно, так, словно для проформы. В его голосе даже сквозило что-то вроде удовлетворения. Моня заметил эту интонацию.
— Да брось, старик, чего ты гонишь? Ты бы сам что сделал на моем месте? С этими придурками как еще разговаривать? Их же пока не порежешь, ни хрена не понимают. У них у всех голова не на месте. Свой мир какой-то, не понимают, что такое реальная жизнь. Приходится так вот объяснять. Скажи, нет, ты скажи, как бы ты с ним говорил? Убеждал бы, что он не прав? А мне, между прочим, даже жалко его. Здоровый лоб, а как дитя. Ты вмазаться не хочешь? — неожиданно закончил он.
— Во-во. Тебе бы только вмазаться. А работать кто будет? Давай, давай, все будем торчать с утра до ночи. Только вот через неделю встанет вопрос — на что дальше торчать?
— Не встанет.
— Это член у тебя не встанет через год, если дальше будешь в таком темпе рубиться.
— Встанет.
Пегий усмехнулся:
— Ладно. Секс-символ. Так как мне теперь прикажешь разбираться с этими барыгами-рокерами?
— Ты меня удивляешь, Пегий. Да насрать на них, и всего делов.
— Насрать. Нету в тебе, Моня, человеколюбия. Они нам платят, а ты — насрать.
Тут пришла очередь Мони усмехаться. Рот его расплылся в улыбке, и он, утрируя, подделываясь под этакую «бандитскую» манеру разговора, как ее представляют режиссеры и актеры в отечественном чернушном кино, протянул:
— Ну, ты, Пегий, как не пацан все равно.
— Мудак, — еще раз коротко бросил Пегий. — Мудак и есть. Что с тебя возьмешь. Доиграешься, Моня, попомни мое слово.
— Ладно, ты-то хоть не пугай. Я уж пуганый. Подсоблю. С ментами договорюсь, они, рокеры эти, погрязнут в следственных бумагах. Сами не рады будут.
— А они и так не рады.
— Да хрен с ними в конце концов. Достал. У нас завтра большой день, ты помнишь?
— Помню. Банкет. Вот и повяжут всех на этом самом банкете.
— Ох, Пегий, ну и бздун ты. Чего, спрашивается, пришел-то? Сообщить, какой я нехороший?
— Ага. А то ты не знал. Тюменцы приехали, вот чего я пришел. Платить надо.
— Приехали — значит, заплатим. О чем базар? У тебя налик есть?
Пегий пожал плечами:
— Наверное. Не знаю. Я бухгалтерией не занимаюсь.
— Ладно, сколько там надо?
— Да поднакопилось тут. «Тонн» десять, думаю.
— Ну, десять так десять. Завтра привезу тебе домой.
— Ну и ладно. Только домой привези, в эту малину не тащи, с тебя станется.
— Не ссы, Пегий, все нормально.
Пегий встал и протянул Моне руку. Тот тряхнул крохотную кисть своего товарища, панибратски хлопнул его по спине и проводил до двери. Когда она закрылась за Пегим, Моня вернулся в комнату, вытащил из кармана джинсов связку ключей и открыл большой, неподъемный сейф в углу комнаты. Пошуршав бумагами, валяющимися на полках в совершенном беспорядке, Моня вытащил несколько пачек стодолларовых купюр в банковской упаковке, прикинул на взгляд их количество и, удовлетворенно хмыкнув, бросил обратно.
Закрыв сейф, Моня выглянул в окно. Внизу проносились сверкающие машины, автобусы, ползли синие троллейбусы, которые Моня с детства не любил. Иногда он думал, что именно купчинские троллейбусы, вечно набитые народом, скрипящие, жутко медлительные, и толкнули его на ту дорожку, по какой он шел уже довольно давно и, надо сказать, не без удовольствия.
Он всегда любил скорость. А вот машины собственной до сих пор так и не приобрел. Какая там машина, жизнь дороже. Он презирал этих козлов, что носятся по городу, укурившись в хлам травой или, еще лучше, вкатив в вену несколько кубов какой-нибудь дряни. Если в кармане есть деньги, то проблема скорости решается просто. Безо всякой личной машины — вон, у Пегого, к примеру, свой шофер на зарплате, а Моня как-то до сих пор обходится такси или просто леваками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111