Потом, когда руки Стадниковой оказались прижатыми к ее бокам, он рванул пояс джинсов, застежка-"молния" не выдержала, Митя стащил «левайсы» с тонких, длинных, на удивление сильных ног, отбросил в сторону, одним движением сорвал трусы и швырнул их себе за спину.
– Трахай меня! – кричала Ольга. – Трахай! Давай! Вот так!
Митя, запыхтев от нетерпения, стащил с себя брюки, сбросил пиджак, затем, решив не тратить время на рубашку, спустил трусы, раздвинул своими бедрами Олины ноги и не вошел, а вонзился, врезался, как сверло врезается в стену, в теплую женскую плоть.
Матвеев ожидал, что дело пойдет с натугой, что его набухший, как будто самостоятельно живущий и тащивший за собой все тело член встретит сопротивление, но ТАМ было мягко, мокро, горячо, ТАМ его ждали и, дождавшись, приняли в объятия с благодарным чмоканьем.
– Трахай! Трахай! Давай! Давай! Туда! В рот! Сзади! В рот! Везде! Еще!
Митя не знал, сколько прошло времени с того момента, как они рухнули на пол. Он повернулся на спину, не обращая внимания на снова покатившиеся по полу бутылки, которые теперь были уже повсюду, разбросанные сумасшедшей пляской двух сплетенных тел. Митя лежал на полу и думал, что же теперь ему делать с этой безумной Олей и как дальше вести дела. В том, что она безумна, Матвеев уже не сомневался. Митя считал себя большим докой по части секса, но то, что выдала сегодня Стадникова, было для него откровением.
«Ну что же, нимфомания как она есть… Не так уж это страшно, нужно только точно понять, какие могут быть последствия для делового сотрудничества».
– Ми-тя, – тихонько позвала его Стадникова, лежавшая на животе рядом с Матвеевым.
– М-м-м? – отозвался он, поморщившись оттого, что Ольга нарушила ход его мыслей.
– Мить, ты думаешь, наверное, что я с ума сошла?
– Да что ты! Нет, конечно…
– Не ври. Я же вижу.
«Что она такое может видеть? – удивился Митя, покосившись на Ольгу. Она лежала лицом вниз, положив голову на сплетенные перед собой руки. – Что она там видит? Придуривается. Строит из себя большого психолога. Обычное дело…»
– Не ври, Митенька, – повторила Ольга. – Ты меня не бойся. Это я так. Попробовала себя. У меня ведь мужика не было уже года полтора. Не смейся, правда. Василька я не считаю. Я же тебе говорила. Последний год он уже совсем ничего не мог.
«Что– то сомнительно это, -подумал Матвеев. – Очень сомнительно».
– Честно-честно. А я ведь тоже человек. Тем более такой стресс сегодня. Вот как в жизни бывает – горе и одновременно освобождение. Вроде бы и радость даже. Не знаю, чего больше. Я ведь сначала очень его любила. Влюблена была, как бы это странно и пошло ни звучало. Да. Правда…
– А потом? – спросил Митя.
– Потом – суп с котом. Потом такой ад начался, что лучше не вспоминать, да забыть не удается. Такое не забудешь. К сожалению.
Матвеев встал, перешагнул через лежащую Олю, которая уже перевернулась на бок, и начал собирать свою разбросанную по кухне одежду.
– А свитерок-то мой приказал долго жить, – услышал он Олин голос. Она сидела на полу по-турецки, вертя в руках то, что осталось от белого свитера.
– Новый купим, – буркнул Матвеев. – Не бери в голову.
– Да, конечно. Только у меня купилки кончились. А так все нормально.
– С деньгами у тебя, Оля, скоро все будет в порядке.
– Скоро – это когда же?
– Скоро. Нужно только один вопрос решить.
– Какой?
– Понимаешь, по закону авторские права наследуются родителями. Ты же не кровная родственница. Вот и надо как-то так повернуть, чтобы на тебя перевести его роялти. Договор, что ли, какой-нибудь задним числом провести?
– Зачем – договор? У меня его завещание есть.
– Завещание? Как это? Чтобы Леков завещание писал? Не верится что-то.
– Это я его напрягла. Он, как всегда, в жопу пьяный был. Я и заставила. Что-то меня дернуло, сама не знаю что. Со злости, наверное.
– Как это?
– Да так. Нет, я его не просила завещание писать. Просто начала орать, что он, сука такая, все пропил, проторчал, у нас, знаешь, недели были, когда куска хлеба в доме не оказывалось. И ни копейки денег. Ты знаешь, что это такое – когда ни копейки денег? Не в фигуральном смысле, а в буквальном? Когда мне на жетончик метро приходилось занимать у соседей три рубля? А соседи… – никто из соседей нам уже двери не открывал. Всех он достал, всем должен был. И до сих пор, кажется, половине из них не отдал. Знаешь, у кого полташку, у кого десятку.
– Рублей? – неосторожно спросил Митя.
– Нет, блядь, драхм!
Митя полез в карман, вытащил бумажник и достал из него две сотенные купюры.
– На. Отдай ты им, чтобы не висело. Хватит?
– Положи на стол. Мы им найдем применение, не волнуйся. А соседи подождут. Не столько ждали. Уже, кажется, списали все…
– Нет, нет, Оля, рассчитайся с ними. Нехорошо. У меня деньги есть. Если еще хочешь выпить – не проблема. И вообще…
– Что – вообще? Что – выпить? А жить на что? Выпить – хрен с ним, а жить? Что я завтра жрать буду? Он свалил, я же говорила, – ни копейки мне не оставил. Пять тонн баксов – только показал издали. Сволочь!
– Не надо его ругать, Оля. Такой у него страшный конец был.
– Вполне в его стиле. Я все время чего-то такого и ждала. Обычное для него дело. Сколько раз мы все тут на грани были! То он газ не выключит, отрубится, чайник на огне, вода выкипела, все в дыму… Однажды я совершенно случайно домой явилась, собиралась у Гальки, у подружки моей, заночевать, но все же решила зайти, надо было что-то там взять… В квартире дымовая завеса – ни черта не видно. А этот гений храпит. Я все выключила, двери-окна настежь, его схватила, думала – задохнулся. А он…
– Что? – с интересом спросил Матвеев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132