Глупцы!Когда он проходил через ворота, странное мерцание привлекло его взгляд к отдаленной пешей дороге, огибавшей башню Хьелдина. Там стояла девушка, маленькая и яркая, как драгоценный камень; солнечный луч озарял ее зеленое платье и золотые волосы, как будто он слетел с неба для нее одной. Саймон не мог видеть ее лица, но знал наверняка, что оно прекрасно, прекрасное и кроткое, как на изображении Непорочной Элисии, стоящем в церкви.На мгновение блеск зеленого и золотого зажег его, как искра зажигает сухие дрова. Он почувствовал, как обида и разочарование отступили, сгорели в мгновение ока. Он ощутил себя не тяжелее лебяжьего пуха, ему казалось, что самый легкий ветерок может поднять его с земли и унести в вышину, к этому золотому сиянию.Он перевел взгляд с прекрасной безликой девушки вниз, на свои дырявые башмаки. Рейчел ждала его, а обед давно остыл. Привычный, непреодолимый груз вернулся на свое обычное место, сгибая его шею и тяжело опускаясь на плечи, пока он тащился к помещениям для слуг. Глава 5. ОКНА В БАШНЕ Новандер уходил в небытие, плюясь напоследок ветром и ранним снегом.Декавдер, последний месяц года, терпеливо ждал своей очереди.Король Джон Пресвитер, едва успев вызвать своих сыновей в Хейхолт, снова заболел и возвратился в маленькую затененную комнату, где его окружили пиявки, ученые доктора и вечно бранящиеся, раздраженные сиделки. Аббат Дометис примчался из Святого Сутрина, Великой церкви Эрчестера, и расположился у его кровати. Он будил короля через правильные промежутки времени, дабы исследовать текстуру и вес королевской души. Старик, все больше слабеющий, выносил и боль и священнослужителя с галантным стоицизмом.В крошечной комнатке, расположенной рядом с королевскими покоями, которую уже сорок лет занимал Таузер, лежал меч Сверкающий Гвоздь, закутанный в тонкие ткани, лежал на самом дне дубового сундука шута.Через все широкое пространство Светлого Арда летела весть: король Джон умирает. Эрнистир на западе и Риммергард на севере немедленно отправили послов к постели в оцепеневшем Эркинланде. Старый герцог Изгримнур, сидевший по левую руку от Джона за Великим столом, привел пятьдесят риммерсманов из Элвритсхолла и Наарведа, с головы до ног закутанных в кожу и меха для перехода через Фростмарш. Гвитина, сына короля Ллута, сопровождали всего двадцать эрнистирийцев, но сверкающее золото и серебро их оружия затмевали своим блеском бедную ткань их одеяний.Замок оживал, в нем звучали языки, давно не слышанные тут — риммерпакк, пирдруинский, хачский. Перекатывающийся островной говор Наранси заполнял Двор, а конюшни отзывались эхом на певучие ритмы лугового народа, как всегда чувствовавшего себя всего лучше около лошадей. Над всем этим господствовала неторопливая речь наббанайцев и быстрые деловые переговоры эйдонитских священников, которые, как всегда, заботились о приходящих и уходящих людях и их душах.В высоком Хейхолте и расположенном ниже Эрчестере маленькие армии чужеземцев встречались и расходились по большей части без столкновений. Хотя некоторые из этих народов были древними смертельными врагами, четыре двадцатилетия под опекой Верховного короля исцелили многие раны. И пожалуй больше было выпито кружек зля, чем произнесено резких слов.Впрочем, нашлось одно исключение из этого общего для всех правила, исключение, которое трудно было не заметить и не понять. Потому что в низких ли коридорах Эрчестера или за широкими воротами Хейхолта — где бы они ни встречались — солдаты в зеленом принца Элиаса и слуги в сером принца Джошуа толкались и бранились, как в зеркале отражая личные разногласия королевских сыновей.Для того, чтобы прекратить несколько особенно безобразных стычек, пришлось вызвать стражу короля Джона. В конце концов один из сторонников Джошуа был ранен юным меремундским дворянином, близким другом наследника. К счастью, человек Джошуа не особенно пострадал — удар был нанесен нетрезвой рукой и неверно направлен — и стороны были вынуждены выслушать упреки старших придворных. Отряды принцев вернулись к обмену холодными взглядами и презрительными насмешками; кровопролитие было предотвращено.Во всем Светлом Арде наступили странные дни, дни, в равной мере исполненные горя и возбуждения. Король был еще жив, но смерть могла прийти с минуты на минуту. Мир застыл в ожидании грядущих перемен, ибо как может что-нибудь оставаться прежним, если король Джон не сядет больше на трон из костей дракона?«Серкерда — сон… четерверк — лучше… пятерица — лучше всех… шесетерк — рынок… семран — отдых…»Спускаясь по скрипучей лестнице и прыгая при этом через две ступеньки, Саймон во все горло распевал старый стишок. Он чуть не сбил с ног Софрону, хозяйку бельевой или кастеляншу, которая вела отряд горничных, нагруженных одеялами, к двери Соснового сада. Вскрикнув, она отскочила в дверной проем, и успела только погрозить пальцем удаляющейся спине Саймона.— Я скажу Рейчел! — крикнула она вдогонку. Ее подопечные подавили смех.Кому было дело до Софроны? Ведь сегодня рыночный день, и Юдит, повариха, дала Саймону два пенни, с тем чтобы он купил ей кое-что, а сдачу — о прекрасный шесетерк! — сдачу оставил себе. Монетки соблазнительно позвякивали в его кожаном кошельке, пока он как метеор летел по круглым дворикам, через ворота Внутреннего двора к Среднему двору, почти пустому сейчас, когда его обитатели — солдаты и ремесленники — были на работе или на рынке.На Внешнем дворе животные сгрудились на общественном выпасе, сбиваясь в кучу от холода. Их замерзшие пастухи выглядели не намного веселее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43