Вы же труп. Вас, если не ошибаюсь, два года назад расстреляли. Я даже не вижу смысла с вами разговаривать.
— Тьфу!.. — отвернулся Мерехлюдин.
Коршунов всё ещё стоял к ним спиной, то придерживая, то отпуская пальцами крылья маленькой, непостижимым образом вертящейся, мельницы.
— Недавно я попросил вас об одной маленькой услуге, — не унимался Альтшуллер. — С таким бы успехом я мог бы обратится к вашей покойной бабушке. Я всего-навсего попросил вас достать сучку для моего Геркулеса. У него, вероятно, в отличии от вас, имеются здоровые потребности в общении с противоположным полом. (Мерехлюдин побагровел.) Благородное животное растёт, развивается — почему, за что оно должно испытывать такие жестокие лишения?
— Лишения? — Мерехлюдин взял изобретателя за воротник и начал душить. — Ты узнаешь, что такое жестокие лишения…
Альтшуллер, задыхаясь, потянулся к ножницам, и Феликс Петрович поторопился вмешаться. Он шагнул к спорщикам и слегка коснулся руки Мерехлюдина. Тот сразу выпустил воротник. Альтшуллер взял листок бумаги и принялся вырезать ножницами чёртика.
— Как вам не стыдно, взрослые люди. Особенно вы, генерал, научитесь выдержке. А вы, Михаил Оттович, не переживайте. Я сам, лично, доставлю для вас самочку… То есть, разумеется, для вашей таксы.
— Благодарю вас, Феликс Петрович.
— Хватит свистеть, как дырявые шланги. Пожмите друг другу руки.
Мерехлюдин послушно, по военному, шагнул к Альтшуллеру и протянул ему руку. Тот милостиво, не поднимаясь с кресла, протянул свою.
— Вот так, отлично. Теперь к делу. Миша, доложите, что удалось за эти дни…
Это был главный вопрос, мучавший в последние месяцы Коршунова, его боль и надежда, разрывавшая его изнутри своей противоречивой сущностью. Философские, религиозные и оккультные беседы на эту тему, консультации у светил, чтение и мучительные раздумья настолько измотали ум и психику Феликса Петровича, что он решил полностью довериться провидению.
Вопрос был действительно скорее философский, нежели научный, и этот вопрос назывался «бессмертие».
Феликс Петрович верил в бессмертие души — хотя бы в согласии с законами природы. «Если где-то убудет, то где-то обязательно прибудет». Он допускал также поддержание сколь угодно долго, в разумных пределах, жизненных сил в органической ткани. Но согласится ли душа вечно пребывать в пределах «бессмертного» тела? Не станет ли бессмертное туловище живым трупом, зомби, которого дёргает за невидимые ниточки дьявол?
Всё началось после того, как возившийся в оранжерее Миша Альтшуллер увлёкся генетикой. Как-то раз, вскользь, он заметил Коршунову, что теоретически допускает существование «гена старения», который не позволяет человеку бесконечно самообновляться. Изъятие этого гена привело бы к тому, что организм сам, сколь угодно долго, поддерживал в себе самую оптимальную физическую форму. Старик в считанные месяцы сделался бы молодым человеком, а ребёнок, достигнув этого оптимального возраста, остался бы уже в нём навсегда.
Услышав такое от человека, у которого на столе вертится perpetuum mobile, Коршунов взмок от волнения. Он приказал бросить всё и вплотную заняться этой проблемой.
Вскоре Альтшуллер экспериментально подтвердил правильность своей теории. Едва передвигавшийся от старости лабораторный кролик в считанные недели преобразился в молодое, энергичное животное.
Коршунов потерял голову.
Через пару дней кролик издох, и Коршунов упал духом.
Та же участь, что и кролика, постигла «бессмертную» морскую свинку. Потом была белая мышь, потом зелёная лягушка. Феликс Петрович, едва начиная испытывать эйфорию от успеха, снова падал духом.
Мерехлюдин обвинял Альтшуллера в саботаже, тот пудрил мозги терминологией. Дело не шло.
Вот и сегодня Миша в очередной раз наговорил Коршунову кучу околонаучного вздора, а затем посоветовал не рассчитывать на скорое разрешение проблемы. Когда же он сказал «А вы, Мерехлюдин, тоже хотите вечной молодости?», Феликс Петрович поспешил распрощаться.
Неприязненные отношения между Мерехлюдиным и Альтшуллером, в сущности, устраивали Коршунова. Не будь этих периодически возникавших пикировок, гений, слишком хорошо знавший себе цену, мог бы зарваться окончательно в своих требованиях. Он сам выступал в приятной роли доброго дяди и заступника.

Прерванная трапеза

При выходе на Асфоделовый луг командующего и его заместителя встречал толстенький интендант, рядом с которым стоял повар в высоком накрахмаленном колпаке и кокетливо повязанном на шее ярком платочке. Оба приятно улыбались.
— Феликс Петрович! — хлопнул себя по лбу Мерехлюдин. — Обед!.. Шулер проклятый, совсем заморочил голову.
Коршунов посмотрел на часы.
— Товарищ командующий, попробуйте, умоляю, — сложил пухлые ручки интендант. — Рыбный стол… очень оригинальная карта…
Повар сиял как на обложке рекламного проспекта.
— Хорошо, пожалуй, — согласился Коршунов.
Обед подавали в просторной застеклённой веранде с прозрачным полом, нависавшей над фигурным искусственным водопадом с внутренней подсветкой. Интендант, прослуживший двадцать лет в сфере обслуживания верховного командования, исполнял обязанности метрдотеля. Официанты порхали.
— Кулибин этот твой… Шулер… Подавай ему утром свежие яйца всмятку, — пожаловался Мерехлюдин. — Омлет из порошка не жрёт.
Решение по поводу курятника Коршуновым было уже принято. Два специалиста-куровода были приговорены к смертной казни;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92