Выпили по рюмке, закусили, выпили ещё по одной.
— Чего спать завалился?
— Работы много. Систему «Маяк»… то есть, тьфу, тьфу!.. — Петрушка похлопал себя по губам. — Эту… одну хреновину разрабатываем. Лучше не спрашивай.
— А я и не спрашивал…
В седьмом часу утра ввалился Степанов. Ночь он провёл в квартире той самой дамы с телевидения, к которой начал клеиться ещё за столом. Сюжет классический: муж в командировке. Об этом ему было сказано в машине, и тёпленькая парочка до ресторана не доехала. Теперь он примчался к Котову, чтобы составить себе алиби. То есть, он должен был прийти домой прямо с котовского дня рождения, пьяным, как положено.
Степанов достал из-за пояса две бутылки коньяка, сорвал пробку, принёс из кухни стакан, налил доверху, выпил. Выкурил папиросу. Налил ещё один, выпил.
— Лимончиком занюхай, — подсказал Петрушка. Они с Котовым так и просидели всю ночь за бессвязным разговором.
— Чебрикова не возвращалась? — поинтересовался Степанов, шумно дыша и перегрызая лимонную корку.
— Не возвращалась, — мрачно ответил Котов.
— Может, к себе поехала?
— Нет.
— Ну, тогда, старик, я не знаю. Не расстраивайся, зато у нас теперь на телевидении всё схвачено.
— «Зато» в каком смысле?
— Чего? — не понял Степанов.
— Ты этим словом что-то противопоставил. Типа того, что хотя твоя баба — шлюха, зато твою морду скоро будут показывать по телевидению.
— Ну, старик, зачем ты так, — Степанов похлопал приятеля по плечу. — Я про морду ничего такого не говорил.
Котов только рукой махнул.
Но вот защёлкал замок входной двери, и в комнату заглянула запыхавшаяся и раскрасневшаяся Лена Чебрикова.
— Вы ещё празднуете, молодцы какие!.. Дима, у меня в шкафу, за платьями, бутылка рижского бальзама и полусухое шампанское — я как знала, нарочно припрятала от гостей…
Никто не пошевелился. Но Чебрикова сама, продолжая болтать и суетиться, выставила на стол бутылки. Правильный Петрушка взял шампанское и отнёс его в морозильник.
— Сначала посидели в ресторане, потом гуляли, смотрели как разводятся мосты. Смотрели-смотрели, да так, сдуру, и остались на той стороне. Ночь, а народу — как на демонстрации. Все разошлись, а я присела на скамейку и заснула…
Чебрикова трещала, но на её слова никто не реагировал. Степанов доедал остатки салата, Петрушка сосредоточенно осматривал сургучную заливку на горлышке бальзама, Котов с деланным безразличием курил.
— А вы, значит, так и сидите…
Лена, наконец, ощутив двусмысленность своего положения, другим голосом произнесла:
— Пойдём, поговорим.
Котов вышел на кухню, сел и уставился в окно. Лена закрыла за собой дверь и прикурила сигарету. Руки у неё дрожали.
— Дима, ты что, мне не веришь?
Котов молчал.
— Я понимаю, тебе сказали, что мы с Андреем ушли. Ну и что с того? Там было душно, мы пошли погулять. Белые ночи. Я показала ему набережную, мосты… А говорили, между прочим, о тебе.
— Вали отсюда.
— Что?
— Верни ключи и пиздуй отсюда.
— Ты что, с ума сошёл? Я ведь могу разозлиться.
— Повторять надо?
Чебрикова растерялась. Она не могла сообразить, что именно знает Котов.
— Ну, знаешь, это хамство. Если тебе кто-то наговорил обо мне гадостей, то я не виновата.
— Я звонил в гостиницу. Ты была у него в номере.
Чебрикова села, прижала к глазам платочек и всхлипнула.
— Дурак! Я ведь для тебя это делала. Для твоего дурацкого ансамбля. Ты сам хотя бы пальцем пошевелил? Этот парень — в ЦК, он курирует молодёжные проблемы. А завтра… ты понимаешь, кем он может стать завтра?… Ты думаешь, мне, мне это надо?…
Женские слёзы и упрёки действовали на Котова деморализующе. Теперь ему стоило большого труда изображать оскорблённое достоинство. Больше всего хотелось крикнуть что-нибудь в отчаянии и убежать.
— …Сам-то ты любишь кататься на всём готовеньком. А если кто-то, кто тебя тащит по жизни, в говно ступил — ты уже для этого человека слишком чистенький.
Внезапно Лена опустилась на колени и прижала к губам его руку. Котов слабо дёрнулся, но она не отпустила.
— Прости, я сама не знаю, как это получилось… Всё было так противно… Я шлюха. Прости, Дима, прости, если можешь…
Котов посмотрел сверху вниз на её заплаканные глаза — и сдался.
Петрушка и Степанов молча сидели на своих местах. В утренней тишине квартиры они слышали всё от первого до последнего слова.
— Как там шампанское? — бодро поинтересовалась Лена Чебрикова. — Сева, тащи бутылку.
Хлопнула пробка, и все четверо выпили «за новорождённого».
— Чёрненького долейте в фужеры. Интересный вкус, правда? Музыку тихонечко поставим, совсем тихо… Дима, дай я тебя поздравлю… нет, не так, в губы…
С момента появления Лены в квартире прошло не более пятнадцати минут.

«Невский факел» набирает обороты

Через неделю «Невский факел» закончил работу над студийной фонограммой и приступил к съёмкам на телевидении. А к началу сентября часовой фильм-концерт «С думой о прошлом». Ансамбль позировал на фоне героических памятных мест вперемежку с архивной хроникой. Ещё десять песен-клипов отсняли в условиях павильонной бутафории. В них ребята переодевались то в красноармейцев, то в физкультурников, то в строителей.
Однажды в студии появился композитор Александр Марусин. Котова это даже не удивило; он привык к некоторым закономерностям и повторам. Как выяснилось, Марусин приехал специально для знакомства с участниками ансамбля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92