Если один из вас раздавит капсулу, все трое окажетесь снова в этих креслах.
- Сильно давить надо? - спросил Гусев.
- Приложить что-нибудь твёрдое... монету... и надавить. Сил хватит. Ухо защитит от случайности.
- Как же это работает? - я осматривал тонкий комбинезон, состоящий сплошь из миниатюрных датчиков. - Разве можно что-то изменить в прошлом?
- Как ты представляешь себе поток времени?
- Что-нибудь вроде спирали...
- Избавься от штампов. Вселенная, поток времени - это дерево. Ствол массив информации. Кругами, по коре, триллионы лет мы взбираемся кругами к его верхушке...
- Тогда это винт, - сказал Гусев.
- Винт? Пожалуй, винт. Чем выше мы поднимаемся, нарезаем резьбу по его поверхности, тем больше массив информации, тем выше он становится. Мой прибор настроен на десятилетний виток. Сейчас я спущу вас на три витка, в 1974 год. Поднимайтесь, делайте что хотите, у вас тридцать лет. Но вы не в силах сорвать резьбу. Для этого нужно совершить что-то важное - взорвать водородную бомбу или убить президента... Рассказы про раздавленную бабочку примитивная беллетристика. То, что вы измените в своём прошлом, не изменит сегодняшнего дня.
- У меня всё время... - я потёр лоб.
- Что?
- Это... как будто резьбу срывает. Живу совершенно отчётливо какой-то кусок жизни. А потом - бац, без всякого перехода, - с какого-то места снова, уже по-другому.
- То есть, что значит, всё время? Давно?
- Нет, только сегодня.
- Это возможно, такие сбои иногда бывают на нервной почве. Вроде дежавю, из той же области, не опасно. Разберёмся, я в процессе подкорректирую. Натягивайте костюмы и садитесь.
Мы в последний раз пустили бутылку по кругу, разделись догола, отвернувшись друг от друга, через отверстия для лица натянули вытканные из тончайших проводов комбинезоны и сели в кресла. Зюскевич встал за пульт и нахлобучил на голову шлем.
- Готовы?
- Да, - сказал я.
- Глумись, - отозвался Гусев. - Ничего, что бухие?
- Даже лучше.
- Я в туалет не сходила... - прошептала Берёзкина.
- Приготовились...
Сверху опустились и легли нам на плечи колпаки-"фены". Клацанье клавиатуры притихло. Щёлкнув зажигалкой, Зюскевич прикурил сигарету и глянул на нас в упор. Я подумал, что Зюскевич робкий только по жизни, а в науке он зверь.
- Поехали.
В голове у меня заскрипело и провернулось.
Часть вторая
СЕКС ГДЕ-ТО РЯДОМ
1
Кира проснулась от неприятного ощущения, почти боли в нижней части живота и поспешила в туалет. Она всё помнила и ничему не удивлялась. На часах половина первого, родители спят, в квартире пусто и тихо. Как легко идти, как остро ощущаются знакомые запахи. Всё как тогда, тридцать лет назад. Только почему сердце не разорвалось на тридцать тысяч кусков? Почему она не разрыдалась в голос, надрывно, взахлёб? Да потому что ей сорок четыре, и с неё уже не так просто содрать кожу. А тело - да, те самые обещанные четырнадцать. Настоящая маленькая спортсменка, чудо с косичками. Мурка смотрит по особенному, она всё понимает. Всё понимаешь?.. Зажгла свет в туалете, села. Этого не хватало. Самое время, лучше не бывает. Что там у неё подложено... вата... Господи, тампаксы не могли придумать.
Потом, справившись со всем необходимым, она легла и сразу заснула.
Утром, за завтраком, впервые заговорила. Голос детский, а мысли взрослые. Она старше своих родителей. Но родители кажутся по-настоящему взрослыми. Ей, хотя и сорок четыре, по сравнению с ними всё те же четырнадцать. Говорили о пустяках. Вчера, на дне рождения, были Катя, Света и Наташа. Ещё тётя, мамина сестра. Выпили на шестерых бутылку сладкого вина, папа на развешенной простыне показывал диафильмы об отдыхе на Чёрном море. Теперь, в феврале, всех особенно поразил кадр поедания разрезанного на дольки арбуза, будто бы все ощутили его вкус.
По дороге в школу смотрела по сторонам, разинув рот. По-взрослому обошла накатанную ледяную дорожку. Вернулась обратно и всё-таки проехала. Так-то лучше. Надо избавляться от взрослых привычек.
2
Войдя в класс, Кира сразу увидела сидевших на последней парте Гусева и Телегина. Они молча на неё смотрели, будто ничего не было. Рассеянно поздоровавшись с девочками, Кира подошла к последней парте и, наклонившись, прошептала:
- Где я сижу?
- С этой... Романовой... - напрягся Гусев.
- С Катей? А она где сидит?
- Ряд у окна, третья парта сзади, - сказал Телегин.
- Какие у вас голоса смешные. Ломаются?
Вдруг сделалось тихо, в класс вошла учительница. Все встали. Быстро проскочив на своё место, Кира вытянулась по стойке "смирно".
- Садитесь.
Начался урок математики.
Кира не понимала ни слова. Не понимала ещё тогда, тридцать лет назад, а сейчас даже не пыталась. Слыша выражение "извлечь корень" она начинала ощупывать языком зубы. Зубы во рту были все свои, молодые и здоровые, это радовало.
Слегка повернув голову и скосив глаза, она посмотрела на мальчиков, сидевших в противоположном ряду на последней парте. Вид у них был довольно загадочный. Глаза с поволокой, блуждающие по классу. Заметив, что Кира на них смотрит, оба тоже стали смотреть в упор, но не как друзья и заговорщики, а как вампиры. Интересно, о чём они думают?
Они думали о сексе. Секс застилал им глаза, не давая видеть и слышать ничего больше. Утром, пока происходил первый шок и адаптация к происходящему, это ещё было не так заметно. Теперь, на уроке, под мерное журчание голосов, они расслабились, и гормоны, словно выпущенные из скорострельного крупнокалиберного автомата, ударили им в головы. Это был возраст пика гиперсексуальности, он обрушился на них вдруг, сразу, не дав времени разработать или вспомнить защитные реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71