На перроне Московского вокзала нас встречали. Не заехав к родителям, мы сели в одну машину и рванули на другую сторону Невы, в тюрьму "Кресты", где уже стояла наша студия и работала куча людей. Кристина прилетит завтра, только на один день съёмок, когда всё будет расписано по секундам. Роль следователя на допросе исполнял всенародный штирлиц Вячеслав Тихонов.
Мы познакомились с начальником тюрьмы Угрюмовым, и он повёл нас на экскурсию по местам, где не ступала нога постороннего. Я будто бы собирал материал для книги, Гусев будто бы хлопотал ради успеха своей падчерицы. Мы не боялись, что нас узнают: за десять лет здесь наверняка сменилось большинство служащих. А если кто-то и узнал, то он узнал и без нашего визита: наши морды давно были засвечены и всё чаще мелькали на ТВ.
Начальник рассказывал о том о сём, о попытках побега, показывал сделанную из хлебного мякиша точную копию пистолета Макарова, а мы плавно подводили его к камере свиданий. Наконец мы вошли в неё, и меня, хотя я готовился к этому моменту, всего передёрнуло.
- А здесь был один случай, - заговорил Угрюмов без всяких наших подводок, - когда я ещё служил в Саблинской женской колонии...
И он более или менее правдоподобно пересказал эпизод нашего свидания с Берёзкиной. За эти годы история приобрела оттенок ещё более кровожадный, мистический, за гранью, с элементами каннибализма и левитации.
- А кто-нибудь ещё работает здесь с того времени? - поинтересовался я, делая вид, что записываю в книжечку, на самом деле переписывая одну фразу: "Господи, накажи и прости. Господи, накажи и прости. Господи, накажи..."
- Нет, куда там! Зарплаты маленькие, текучка большая. Есть одна зэка, которая попала по второму разу. Только что выйти успела - и снова за убийство. Теперь дадут пожизненно, это факт. Она эту психическую хорошо помнит, вместе сидели. Только она вроде как немая, слова не вытянешь. Будете беседовать?..
Беседовали в кабинете начальника тюрьмы, в присутствии врача и двух вертухаев. Получив от нас блок сигарет и отхлебнув из кружки сладкого растворимого кофе, в который Гусев незаметно налил коньяку из фляжки, женщина разговорилась.
- Ну, короче, её поначалу опустить хотели. Красивая. Три бабы её держали. Она вывернулась, да так их всех троих отметелила, что одна, думали, помрёт в лазарете. А потом она раз только была в камере, вот как раз когда убили во время свиданки.
- Где же она была всё время?
- Как где? Известно где, в шизо.
- Штрафной изолятор, - пояснил Угрюмов. - За драку полагается.
Мы с Гусевым переглянулись. В штрафной одиночке есть время подумать и наверняка есть место, где спрятать предмет величиной с горошину.
- А можно осмотреть этот изолятор?
Метр на полтора. Бетонный пол, каменные щербатые стены, ни черта не видно. Попросили фонарик. На глазах удивлённого Угрюмова обшарили все неровности в полу и стенах. Гусев вышел, я за ним следом. Прибежал ассистент режиссёра - всё готово, артист в гриме, первая репетиция.
Мы поблагодарили Угрюмова, написали приветствия в каких-то музейных книгах и вышли в тюремный двор. От том-вагена к корпусу тянулись провода-змеи. Гусев внезапно остановился, загородив мне дорогу. Медленно поднял руку и разжал кулак. На его ладони лежала капсула, потемневшая от грязи и сырости. Десять лет она пролежала, залепленная смесью хлеба и пыли, в углублении щербатой стены изолятора. Я вскрикнул так, что эхо разнеслось по всем постройкам, имевшим здесь вид правильных крестов, если смотреть с неба.
19
Всё стало налаживаться, как по волшебству. О сорокинской "Марине", без свежей информационной подпитки, все забыли. Новый подоспевший роман "Эраст Фандорин" на семистах страницах (составленный из четырёх), написанный в упрощённо-гоголевской манере, понравился всем сразу. Методом быстрого наговаривания текста на диктофон, когда сам не понимаешь значения фраз, можно было выпускать по роману в неделю. Запись дробилась на сколь угодно много отрывков и mp3 файлы рассылались машинисткам. Набранные в "Ворде" отрывки слетались по электронной почте и собирались в единое целое. На очереди стояли перенесённые на русскую почву Зюскинд и Мураками. Можно было оставить всё как есть, даже самих Зюскинда и Мураками на обложке. Но моя фамилия, как фамилия истинного автора этих стилизаций, была бы для всех секретом Полишинеля и притчей во языцах. Такой маркетинговый ход мог оживить бизнес элементом игры.
Разумеется, я не собирался издавать более одного-двух романов в течение года, но в сложившейся ситуации было просто необходимо бросить щепотку сладкого отвлекающего снадобья в глаза общественности.
Настоящая бомба хлопнула за пределами отчества: внезапно аукнулся мой позабытый уже Гарри Поттер.
Крупное, но находящееся в финансовом кризисе британское издательство прислало ко мне своих эмиссаров. Разговор был долгий и трудный. Без обиняков мне сказали, что, по мнению их экспертов, романы о сатанинских обрядах, полётах на метле и колдовской школе художественной ценности не представляют. Они даже могут попасть в разряд "не рекомендованных для внеклассного чтения". Однако, в наиболее благоприятное для подобной акции время, они заполнят безнадёжно вопиющую пустоту в литературе для детей и подростков. Дорогая, продуманная специалистами-психологами рекламная кампания привлечёт к проекту не только детей, но и взрослых читателей. Поэтому книги будут издаваться "как взрослые" - без картинок, с вариантом пустой чёрной обложки (для метро). В случае успеха, последующие тома пишутся силами самого издательства; проценты от стоимости проданных тиражей стекаются на мой счёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71