– Ничего, поход длинный, – “утешила” его лучница и принялась за трапезу.
Правда, ела она не мясо с хлебом, как все воины, а хлеб вместе с мясом, чем опять смутила боярина – но тому отступать было некуда, и он, немного выждав, пригладил русую курчавую бороду, пощипал себя за усы и спросил:
– А муж-то твой кто?
– Муж, – чуть не подавилась лучница. – С чего ты взял, что я замужем?
– Так, – окончательно запутался боярин, – годов тебе, поди, уже двадцатый. В поход пошла. Не одна же?!
– Слыхала, Инга? – обрадовалась девушка. – Двадцатый, говорят, пошел. Бяда.
В двадцать лет она еще только бросила сборную, порвав с большим спортом раз и навсегда – но хвастаться этим эпизодом своей биографии отнюдь не собиралась.
– Так что мне по-твоему, боярин, в монастырь теперь идти?
Воин промолчал. По его мнению, именно так и следовало поступить честной девушке, которой родители до восемнадцати лет так и не нашли мужа. Если, конечно, она не хотела, чтобы вскоре о ней, как о всякой старой деве, начали расползаться дурные сплетни.
– Тебя звать-то как, кормилец?
– Варламом меня зовут, боярина Евдокима Батова сын.
– Вот и познакомились, – кивнула лучница. – Меня можешь просто Юлей звать, во мне боярской крови нет. Сам-то ты давно женат? Тоже, вроде, не мальчик?
– Рано мне еще, – покачал головой сын боярина Батова. – Не остепенился еще, двором своим еще не обзавелся.
– М-м! – возмутилась Юля набитым ртом, вскинула палец, торопливо дожевала, и только после этого выплеснула недовольство: – Мне, значит, в монастырь, а тебе еще рано?!
– Так ведь мне, – не понял сравнения боярин, – мне еще поместье у государя заслужить надобно, али еще как добыть, дом, двор поставить, хозяйство завести. Это вы, бабы, на все готовое приходите. Вам потребно только дом под руку взять, да детей мужу рожать.
– А кормить? – с этими словами Юля снова вцепилась зубами в хлеб.
– Ну, следить, чтобы готовили хорошо, – у боярина оказался совсем другой взгляд на понятие “домохозяйки”.
– Вообще, в этом что-то есть, – неожиданно согласилась спортсменка. – А то мучайся потом в общаге с дитятей и одной стипендией на троих.
– А-а... – боярин Варлам задумался над услышанной фразой, пытаясь уловить ее сокровенный смысл, а лучница доела предложенное угощение и ото шла в сторону, вытерла руки о снег. Когда девушка вернулась, воин протянул ей кожаную флягу, спрятанную в шитый бисером мешочек. – Испей, пока теплое.
– Сладкое, – облизнула губы Юля, возвращая флягу. – Спасибо. И чехол красивый. Кто вышивал?
– Была... знакомая, – сгреб бороду в горсть боярин. – Лихоманка забрала.
– Извини, – впервые за вечер смутилась сама спортсменка.
– Лет пять прошло... – тряхнул головой воин. – У меня просьба к тебе, боярыня Юлия. Не позорь ты меня, возьми другой откуп. К чему тебе мое кашеварство? Ни тебе поесть, ни мне покоя.
– А чего же мне тогда с тебя брать, стрелок? – развела руками лучница. – Это ты для меня сразу много желаний придумал. А мне что просить?
– Назначай, откуп боярыня, – твердо попросил сын боярина Батова. – На все согласен. Избавь...
– Ну, не знаю... – вздохнула Юля. – Ладно. Позорить тебя я и так не хотела. А откуп... Откуп потом придумаю. Согласен?
– Согласен, – с хорошо заметным облегчением кивнул воин и, снизив голос, спросил: – Скажи, боярыня, а как получается у подруги твоей так громко петь?
– Ага, – кивнула Юля, – как откуп раз решили, он сразу про подругу вспомнил!
– Не про нее спрашиваю, – замотал головой боярин Варлам. – Про голос.
– Голос у нее легальный, попрошу без намеков, – заявила спортсменка. – Господом даденый, отцом Никодимом благословленный. Поет она, и очень хорошо. Инга, спой пожалуйста!
– Не буду, – покачала головой девушка. – Холодно.
– Варлам, дай ей свою флягу. Там компотик еще горячий.
Воин вздрогнул – так вот, просто по имени, его называли только дома, в семье. Но вслух ничего не сказал, снял с пояса флягу, протянул Юлиной подруге. Та взяла, немного попила, вернула.
– Спасибо. Привкус медовый, приятный.
– Сыта, – кратко пояснил боярин.
– Спой, Инга.
– Не хочу. Настроения нет.
– Ты же певица, Инга! Ты всегда должна хотеть!
– Нет, – поморщилась та. – В другой раз.
– Ну ладно, – махнула рукой Юля. – Тогда я сама спою. Любишь песни, Варлам?
Боярин, улыбаясь в густую бороду, кивнул.
– Сейчас, – лучница закинула голову к темному ночному небу и старательно заскулила тоненьким голосом:

Ой, полным-полна моя коробочка,
Есть и ситец и парча,
Пожалей, душа-зазнобушк
С молодецкого плеча!

– Перестань, пожалуйста, – взмолилась певица. – Уши вянут, и слова все переврала.
– А как нужно?..

* * *

Зимний день короток. Сумерки неспешно сгущались над покрытой прочным ледяным панцирем рекой. Куда спешить? От тьмы не уйдешь, и она все равно завладеет всем: и реками, и лесами, и заснеженными полями, и огородившимися высокими стенами селениями. Разве только кострам ночь оставит в жертву небольшие светлые круги. Ей не жалко, все равно под ее властью – весь мир.
Зализа сидел у огня на медвежьей шкуре, скрестив ноги и продолжая поигрывать своим маленьким ножом, перебирая его между пальцами, перекидывая из руки в руку, отпуская и снова ловя, не давая долететь до земли. Пламя испарило изморозь с его бороды, согрело доспех и теперь красными отблесками играло на начищенных пластинах юшмана, придавая опричнику невероятно зловещий, кровожадный вид безжалостного монстра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14