Вот увидишь, боярин токмо обрадуется! -
Нет, мое дело бродячее, - покачал головой Середин. - По свету ходить,
нечисть изводить, людям добрым помогать. А хозяин из меня никудышный.
Непривычен я к земле-матушке. Ты, Радул, сам ее лучше прибери. Я от
тебя про дом и жену тоже ни разу и слова не слышал. - Не, я не могу,
ведун, - уткнулся подбородком в сложенные руки воин. - Зарок я дал к
бабам близко не подходить. До века зарок, пред Дажбогом на мече
поклялся. А жена есть у меня. Вот только где - неведомо. Может, у
родителей хоронится. А может, и вовсе на край света убежала. - Это
как? - Судьба моя такая. Нельзя мне девок в руки брать. Я ведь
осьмнадцати годов, после наскока половецкого, от князя в подарок
серебра две гривны получил. Да землю у Путивля. Селение такое на
Сейму, выше Рыльска. За отвагу да успех ратный наградил княже. Мы
тогда дозором в девять копий полусотню степняков перехватили. Ну,
порубили всех, почитай. Из дозора токмо я да полусотник уцелели, да
четверых сильно посеченных назад привезли. - Бывает, - согласился
ведун. Собственно, десяток тяжело вооруженных воинов разгромить
легконогих половцев мог и без Радула, который один роты автоматчиков
стоит. Так что князь широким своим жестом не столько могучего воина
награждал, сколько к земле привязывал, чтобы в иные места не подался.
- Только при чем тут жена? - Родичи сосватали. Сказывали: как в поход
уйдешь, кто за хозяйством приглядывать останется? Из рода бояр Соловых
была. Краса девка. Коса - с руку мою толщиной, глаза черные, стать -
лебедь позавидует... - Богатырь слез с полка, зачерпнул кваса, плеснул
на камни, выпрямился. - В общем, справили мы свадебку. Я Додоле в тот
день семерых белых ягнят принес и семь черных. Сам выбирал. Гости
гулять остались, а нам на снопах постель выстелили, пшеницей пол
усыпали, курицу в изголовье зарезали. Легли мы с ней... Играли
ласково, рады были оба. А как дело святое сполнять начали, я сгоряча
даванул ее с силушкой, что боги наградили. Не додумал, приласкать
покрепче хотел... На камни полетел еще ковш пенистого хлебного настоя.
- Поломал, стало быть, девку изрядно. Руку сломал, ребра, ключицу, еще
что-то, волхв сказывал. В святилище у Песочной горы выхаживали
женушку. Ходить ден тридцать не могла, а потом еще до снега ко мне
волхв возвертаться запретил. Потом вернулась. Хотя, видел, и боялась
изрядно... - Боярин забрался обратно на полок. - Но я ее берег.
Касался с нежностью, руки не распускал, обнять не смел. Оттаяла
лапочка моя, повеселела, начался у нас лад да радость. Вот... Да токмо
не утерпел я еще, всего только раз. Ласки совсем ум затуманили,
чувства из груди прыгнули. Ну, и прижал я ее к себе крепко... Очнулся
от крика страшного, да и понял, что опять поломал. Опять ее всю зиму и
половину лета в святилище выхаживали. А как выходили - не вернулась
она ко мне. Убегла куда-то. Ну, а я зарок дал: к бабам боле и близко
не подходить. Поклялся. Так что, ведун, сам понимаешь. Мне эту девку
прибирать никак нельзя. А тебе... - А-а-а-а!!! - Поняв, что вынести
этого жара он больше не сможет, Олег спрыгнул с полка, выбил плечом
дверь, пробежал десяток саженей по стылой глинистой тропинке, влетел в
озеро и ухнулся в него с головой. Минут пять ведун парил в
невесомости, избавляясь от убийственного тепла и напитываясь блаженной
прохладой, потом подплыл к берегу. Вернувшись в баню, он недрогнувшей
рукой превратил в пар ковша четыре, выпил примерно половину пятого,
после чего легко вспрыгнул обратно на полок, вытянулся во весь рост: -
Вот теперь хорошо... - Счас еще лучше будет, - многообещающе пробасил
в самое ухо Радул м принялся охаживать Олега веником...
Великая вещь - банька. Выходишь из нее - и ощущение такое, будто
не только тело, но и душу свою отмыл. Внутри все так спокойно,
благостно, мягко. Утершись приготовленными в предбаннике полотенцами,
путники переоделись во всё чистое - свежая рубашка и портки были с
собой у каждого, - после чего покинули баню. Поджидавший их мальчишка
тут же поднес крынку с холодным пивом и, спросив, где грязная одежа
оставлена, шмыгнул в дверь. - Постирают, - сообщил боярин и припал к
широкому горлышку. - Это я и сам понимаю. - Середин с тревогой следил,
как быстро двигается Радулов кадык, а по усам и бороде сползают клочья
пены. - Вот высохнуть бы успело. - Как высохнет, так и тронемся, -
безмятежно ответил богатырь, оторвавшись от крынки и протягивая ее
товарищу. Внутри оставалось чуть меньше половины, и ведун, закрыв от
удовольствия глаза, допил остатки. Не спеша они тронулись к усадьбе,
протиснулись в узкую дверцу, оставленную, видимо, как тайный ход,
миновали изогнутый под прямым углом коридор и вышли во двор. Здесь их
тоже ждали. Дворовая девка в зеленом сарафане с пышной юбкой - небось,
снизу еще юбок пять поддето - проводила гостей в горницу хозяйского
дома. Сама осталась снаружи, прикрыл дверь. - С легким паром, гости
дорогие! Пока они намывались, хозяин успел переодеться в шелковую
рубаху, выпущенную поверх атласных шаровар; Пребрана нарядилась в
платье из темно-синего бархата, идущее складками по ее неказистой
фигуре. На Труворе по-прежнему была простая полотняная косоворотка -
только теперь белая, с вышивкой по вороту. - Ну, присаживайтесь,
угоститесь, чем боги наградили. - Благодарствую, хозяин, не откажемся,
- прижав руку к груди, разом поклонились гости. Дабы выказать свое
доверие и уважение, Радул снял с пояса меч и положил на лавку при
входе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16