«Это я чего, вниз головой над полом вишу? - подумалось Звереву. -
Хотя полы тут, в больнице, должны быть с линолеумом».
Он попытался перевернуться, взмахнул руками, хлопнул по чему-то
мягкому и сел в постели, опершись на выставленные назад руки. Его
взору открылась обширная палата с бревенчатыми стенами, ломаным
витражным, но одноцветным окном. Да и коечка у него была явно не
казенная - размером с половину домашней спальни.
- Андрюшенька, дитятко мое! Очнулся, исцелился, миленький!
Вернулся, вернулся ко мне, кровинушка! - Рассмотреть комнату подробнее
он не смог, поскольку его сгребла в объятия какая-то тетка и принялась
тискать, словно кусок пластилина. - Радость моя, солнышко
единственное, чадо мое любое! Да ты, вестимо, голоден, что зверь
лесной? Почитай, неделю росинки маковой во рту не бывало. Я сей же
час, стряпухам крикну. Принесут чего быстренько…
Тетка вышла, оставив Андрея одного, и он смог осмотреться еще раз.
Палата была обширной, не меньше двадцати метров. Дощатый пол,
такой же дощатый потолок. Стены срублены из бревен в пол-обхвата, но
за изголовьем шла широкая полоса изразцов. Окно собрано из небольших
кусочков неправильной формы, вклеенных в светлую оправу - то ли из
олова, то ли из свинца. Скорее, олово - свинец ведь мягкий слишком.
Справа, в дальнем от окна углу, за небольшими занавесочками, стояла на
полке темная икона с болтающейся на окладе крохотной медной рукой. Или
золотой?
Еще на стене висел широченный, с ладонь, ремень с саблей, ножами и
еще какими-то мешочками и подсумками. Под ним - застеленный
красно-синим войлочным ковриком сундук, и под иконой - еще один. Возле
окна стоял полутораметровый деревянный пюпитр, чуть дальше имелся
высокий, но узкий темно-вишневый шкафчик с вычурной резьбой. На
подоконнике пылились два трехрожковых подсвечника без свечей, а на
пюпитре - масляная лампа с длинным носиком, из которого выглядывал
почерневший фитиль. С улицы доносились коровье мычание, кудахтанье
кур, блеянье, лай, гоготание - в общем, звуки живущей полной жизнью
сельской глубинки. А чего тут не имелось - так это люстры, розеток,
фонарей, ламп, компьютера, телевизора, магнитолы и стола со стопкой
учебников и тетрадей.
- Однако, - пробормотал Зверев, закончив осмотр, - классно меня
ширнули. Интересно, это у всех общий наркоз так проходит, или у меня
одного глюки? И главное, натурально все так… Не то что за фантомами
бессмертными по небу гоняться.
Мысль о том, что наркоз может вот-вот кончиться, заставила его
подняться, пройти по холодному влажному полу к окну. Ему хотелось
увидеть, что творится снаружи, за окном - но не тут-то было!
Вблизи выяснилось, что вместо стекол в окна вправлена тонкая
слоистая слюда, сквозь которую различались только полутона: справа
что-то темное, сверху светлое, слева опять темное.
Он попытался сдернуть крючки запора - и тут впервые обратил
внимание на свои руки. Смуглые мясистые пятерни украшали два крупных
золотых перстня, один из которых был к тому же с печаткой, а другой
имел посередине глубокую бороздку. Это были совсем не те пальчики,
которыми он стучал каждый вечер по клавиатуре, катал мышку и крутил
джойстик. Хотя и мозолей на ладонях он не нашел - Андрей из наркозного
сна тяжелым трудом все же не занимался.
Зверев торопливо ощупал себя, опустил глаза вниз. На нем висела
длинная, до колен, полотняная рубаха с разрезами по сторонам и
завязкой иод горлом. На шее болталась льняная нитка с нательным
серебряным крестиком.
- Зеркало, - закрутился он. - Зеркало хочу! Зеркала в палате не
было. Хотя какая же это палата? В больницах ничего подобного не
бывает. Даже в психлечебнииах - если его вместе с глюками занесло
именно туда. Андрей прыгнул к поясу на стене, дернул из пожен клинок.
Из полоски полированной стали глянули все те же карие глаза, которые
он каждое утро наблюдал в зеркале над умывальником. Каштановые волосы,
чуть приплюснутый нос, широкие губы, слегка ушедший назад подбородок -
мать все обещает в поликлинику отвезти, прикус правильный сделать.
Хотя клинок - это, конечно, не зеркало. Не такой ровный, не такой
большой. Картинку искажает.
- Никак, спала горячка, барчук? Ну и славно! А то дворня о
недобром бормотать ужо начала…
В дверь без стука заглянул похожий на сказочного лесовика мужичок.
Ростом с Андрея, одетый в похожую рубаху, но с красной оторочкой
понизу, он оброс торчащими во все стороны русыми с проседью волосами
так, что наружу выглядывали только глаза и кончик носа. Его борода,
сливаясь с усами в единое целое, плавно перетекала в лохматую
шевелюру, укрытую лишь небольшой тюбетейкой. Самым забавным в лице
незнакомца были тонкие, изящно изогнутые брови, словно украденные с
лица какой-то прелестницы.
- Ты как, подыматься надумал али еще отдохнуть мыслишь? Сил-то
опосля колик совсем, небось, не осталось?
- Каких еще колик? - не понял Зверев.
- Дык, на прошлой седмице слег ты, барчук, с коликами брюшными. Да
так занедужил, что вскорости и вовсе в беспамятство впал. Нешто не
помнишь? Хотя, коли в беспамятстве, може и не помнишь…
- А ты кто?
- Я? - Мужичок вздрогнул, склонил набок голову: - Дядька я твои,
Пахом Белый. То Белым на дворе кличут, то Пахомом… Боярин к тебе,
барчук, для воспитания приставил… Не прилечь ли тебе, сердешный?
Гляжу, не отпустила еще горячка-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16