Для укрепления же целебной
силы князь быстро нашептал завершающий наговор: - Матушка-вода,
обмываешь берега, желты пески, бел-горюч камень. Унеси все хитки и
притки, уроки и призоры, щипоты и ломоты, зобу и худобу, черный глаз,
темное слово, худую думу. Унеси, матушка-вода, золотой струей в чисто
поле, зимнее море, за топучие грязи, за зыбучие пески, за осиновый
тын. Слово мое крепко, дело мое лепко. Аминь».
Зверев осенил себя знамением - не ради заговора, а для успокоения
холопа, опасающегося чародейства и чернокнижия. Раз крестится -
значит, православие не отринул и безбожия в творимых чарах нет.
- Спасибо, Пахом Можешь прятать. - Он отер клинки о рукав, спрятал
в ножны. - А я в баню пойду. Времени уже много, как бы полночь не
застать.
В парилке густо пахло хлебом. Любимая женушка на стол пива
подавать не стала - пост все-таки, - а вот для бани не пожалела.
Пивной пар, знамо дело, самый ядреный и лечебный, кожу очищает и от
хрипоты с кашлем спасает.
Холопы Друцкого вид имели весьма соловый. Видать, про Великий пост
в дороге подзабыли, и хмельной напиток употребили не только на
каменку. Бочонок на пятерых - доза не убийственная, но вполне
заметная.
- Хватит с вас, добры молодцы, - скомандовал им Зверев. - Оставьте
меня с князем наедине.
- Никак, принес все же снадобье свое? - кряхтя, поднялся гость. -
Не дадут старику помереть спокойно.
- Ты еще всех нас переживешь, Юрий Семенович, - отрезал Андрей. -
Давай-ка, чуть выше тебя подниму, на второй полок. Нам ведь чем
теплее, тем лучше.
Князь Друцкий и вправду выглядел не лучшим образом. И без того
никогда не страдавший излишней полнотой, ныне он и вовсе иссох: щеки
провалились, нос заострился, кожа стала дряблой и морщинистой, мокрая
седая бороденка слиплась и превратилась в подобие растрепанной
бечевки. Мышцы на ногах почти исчезли - только кости да жилы остались.
Не мудрено, что удержать тяжелые зимние одеяния такие конечности не
могли. Тело-то у старика было легоньким, раза в два легче шубы.
- Сейчас, освежу, - пробормотал Андрей, выливая наговоренную воду
в шайку, добавил кипятка и плеснул на старика, тут же подсунув под
него деревянный тазик: хоть немного смытой воды полагалось выплеснуть
на перекрестке дорог: чтобы лихоманка в иные края уходила. Затем он
быстрыми, уверенными движениями втер мазь немного выше и ниже колена,
ополоснул руки: - Все, Юрий Семенович, готово. Смывать зелье не нужно,
пусть впитается.
- Коли не надо, так и не стану, - не стал спорить князь, сел на
полке, глубоко вдохнул: - А ведь согрелся я в бане, твоя правда.
Однако же валенки все ж одену, не обессудь. Боязно холод обратно в
кости пропустить. Тяжко он выгоняется, тяжко. Совсем замучил, покуда я
до княжества твого добрался.
- Не бойся, Юрий Семенович, у меня не замерзнешь. Сейчас ради
праздника согревающего чего за столом выпьешь - и вовсе любая хворь
пропадет. Одевайся, княже, и пойдем. На пустое брюхо лечиться - только
снадобья зря переводить.
В трапезной дворня уж заждалась. Без хозяина садиться за стол
никто не смел, и все толкались вдоль стен и в коридоре: холопы, в сече
проливающие кровь бок о бок с князем, а потому достойные разделить
княжескую трапезу, княгиня и ее доверенные ключницы, няньки и
приживалки. Обычные смерды уж давно сидели на кухне за угощением - а
самые близкие к хозяину слуги, получалось, маялись от голода.
Андрей, решительно пройдя вдоль ряда склоненных голов, занял место
во главе стола, приветил гостя, указав место одесную от себя, затем
ошуюю, ближе к сердцу, посадил на законное место Полину. Прочие
сотрапезники засуетились, тоже усаживаясь. Холопы Друцкого - возле
господина, приживалки - слева от княгини. Воины самого Андрея на этот
раз оказались отделены от князя нешироким проходом - сидели за
отдельным столом напротив него.
- Ну что, откушаем, чем Бог послал? - потер ладони Зверев и тут же
получил от жены толчок локтем под ребра.
- Ты чего, батюшка? - округлила глаза Полина. - А молитву?
- Давай в другой раз, - тихо предложил Андрей. - Гости слюной
захлебнутся.
- Читай молитву! - решительно потребовала супруга и округлила
глаза еще сильнее. - Не позорься перед людьми.
Она перекрестилась, сложила ладони перед лицом и потупила взор.
Князь Сакульский, смирившись, последовал ее примеру.
- Отче наш, Иже еси на небесех! - тихо забормотала женщина.
- Отче наш, Иже еси… - громко повторил за ней Андрей.
- Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля
Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и
остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не
введи нас во искушение, но избави нар от лукавого. Очи всех на Тя,
Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты
щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения…
- Аминь! - уже без подсказки закончил Зверев. - Угощайтесь, гости
дорогие, чем Бог нас ныне порадовал. Полинушка, за здоровье гостей не
мешало бы и бокалы поднять.
- Как у тебя язык поворачивается, батюшка?! - испуганно
перекрестилась жена. - Пост же Рождественский! Нечто одного дня с
баловством хмельным не перетерпеть?! Одно токмо на уме!
- Они же с дороги, Полюшка. Им поста можно не соблюдать.
- Ужо прибыли, - решительно отрезала жена. - Так ведь, батюшка?
- Верно, Поленька, верно, - послушно кивнул князь Друцкий. - Пост
есть пост. От заветов христовых нам отступать невмочно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14