Короткая челка слиплась от пота.
Ц Феденька, сынок! Ц негромко позвал Иван Павлович.
Именно в этот момент детские ноги сплелись наконец в правильный крендел
ь.
Ц Получилось! Ц радостно произнес ребенок и присоединился к общему хо
ру, стал мерно раскачиваться и повторять «омм» вместе с остальными.
В центре широкого круга сидел пожилой бритоголовый азиат в набедренной
повязке. На голой безволосой груди красовалась черная пентаграмма, пере
вернутая пятиконечная звезда, вписанная в круг. Узкие глаза уперлись в л
ицо, и Егоров почувствовал, как этот взгляд жжет кожу, но не поверил, потом
у что так не бывает Ц чтобы человеческий взгляд на расстоянии десяти ме
тров обжигал, словно крепкая кислота.
Ц Что за чертовщина? Ц громко произнес Иван Павлович и решительно шагн
ул вперед, к мычащему кругу, чтобы вытащить из него жену и детей.
Азиат не сказал ни слова, но, вероятно, подал знак, потому что кто-то оказал
ся позади Егорова, профессиональным приемом стиснул его предплечья, выв
ернул руки и не давал шевельнуться. Иван Павлович попытался вырваться.
Ц В чем дело? Отпустите, сию же минуту! Тогда, пять лет назад, Иван Павлович
был очень сильным. Он любого мог уложить на обе лопатки. Рост метр девянос
то, вес девяносто килограмм, причем ни грамма жира, только мускулы. Но тот,
сзади, оказался значительно сильнее.
Ц Оксана! Славик! Феденька! Ц Егоров выкрикнул имена своей жены и двух д
етей, но они не слышали. Никто в этом зале его не слышал. Крик тонул в мычани
и двух десятков голосов. Егоров пытался вырваться, не мог понять, сколько
человек у него за спиной. Сначала показалось, двое. Один продолжал держат
ь, другой ребром ладони саданул по шее. Это был очень ловкий, профессионал
ьный удар. Егоров почти потерял сознание от боли, рванулся из последних с
ил и успел заметить, что держит и бьет один человек. Бритоголовая огромна
я баба в черных джинсах и черном глухом свитере. От нее нестерпимо воняло
потом. Он не разглядел лица, увидел только, что в ухе у черной богатырки бо
лтается серьга Ц крест. Обыкновенный православный крест, но перевернут
ый вверх ногами.
Она ударила в третий раз. Он весь превратился в комок боли. Не было ни рук, н
и ног. Перед глазами заплясали звезды, громко запульсировали барабанные
перепонки. Так бывает при резких перепадах давления, когда самолет меняе
т высоту или проваливается в воздушные ямы. Все это длилось не больше мин
уты. Потом стало темно.
Он открыл глаза и обнаружил, что сидит на лавочке в школьном дворе и не мож
ет пошевелиться. Летческая синяя шинель была застегнута на все пуговицы
. Форменный белый шарф аккуратно заправлен, на голове фуражка. Он отчетли
во помнил, что перед тем, как войти в зал, расстегнул шинель, снял фуражку и
держал ее в руке.
Егоров поднял руку, и показалось, что она весит не меньше пуда. Он зачерпну
л горсть колючего грязного снега, протер лицо и скрипнул зубами от боли. К
ожа на лице саднила, словно ее драли наждаком. Но этого не могло быть. Азиа
т только смотрел, не прикасался, даже не приблизился ни на шаг, всего лишь
бровью повел. Злость и удивление помогли Егорову окончательно прийти в с
ебя. Он сумел встать на ноги.
Здание школы оказалось запертым. В полуподвальных зарешеченных окнах ф
изкультурного зала было темно. Он обошел здание со всех сторон. Мертвая т
ишина. Ни души вокруг. Он догадался взглянуть на часы. Была полночь.
Жена и дети мирно спали дома в своих кроватях. Он взглянул в зеркало и обна
ружил, что кожа на лице красная и воспаленная. Но на шее под ухом не было ни
какого следа, даже легкого синяка.
Ц А, Ванечка, ты уже вернулся? Ц сонным голосом спросила Оксана, когда он
сел на кровать и провел рукой по ее волосам.
Ц Где вы были сегодня вечером?
Ц На занятиях, в группе. Ты же знаешь…
Ц Я приходил к вам. Вы не видели и не слышали меня. Вы там все как будто огл
охли и ослепли. Вы были как мертвые. Оксана, проснись наконец. Меня избили
и вышвырнули оттуда, как котенка.
Ц Да что ты говоришь, милый мой, любимый, хороший… Ц не открывая глаз, она
засмеялась совершенно чужим, грудным и глубоким русалочьим смехом, прит
янула его к себе за шею, зажала ему рот своими мягкими теплыми губами и ста
ла ловко расстегивать пуговицы его рубашки.
Егоров прожил с женой четырнадцать лет, он знал наизусть каждую складочк
у ее тела. Все ее движения, звук голоса, ритм дыхания были ему знакомы не ху
же, чем свои собственные. Но сейчас его целовала в губы, снимала с него оде
жду совсем другая, незнакомая женщина.
Его Оксана, его тихая, застенчивая жена, которая стеснялась слишком бурн
ого проявления чувств даже в самые отчаянные моменты близости, боялась р
азбудить детей, переживала, что скрипит кровать, превратилась вдруг в не
насытную, бесстыдную, многоопытную фурию.
Где, когда, с кем успела этому научиться? У нее стали другие руки, другое те
ло, другие губы. Даже запах изменился. Вместо привычного аромата яблочно
го шампуня и легкой туалетной воды от ее кожи исходил приторный тяжелый
дух то ли розового масла, то ли мускатного ореха. Она бормотала и выкрикив
ала безумные непристойности. Это была смесь густой матерщины и каких-то
непонятных слов, похожих на колдовские заклинания из детских сказок.
Ц Пробуждаются силы, которые раньше дремали, Ц спокойно объяснила она
утром, Ц разве тебе не понравилось?
Ц Кто тебя научил? Ц мрачно поинтересовался Егоров.
Она рассмеялась в ответ все тем же чужим, утробным, глуховатым смехом.
Ц Чтобы такому научиться, годы нужны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23