— Я не убивал своих детей!— Мистер Каллахан, может, нам стоит на некоторое время прерваться? Вы не хотите проконсультироваться с адвокатом?— Я не нуждаюсь ни в перерыве, ни в вашем гребаном адвокате!— Разве детектив Шоффлер не сказал вам, что вас видели на парковке открывающим машину? И это было уже после того, как вы заявили о пропаже детей.— Я проверял, не пошли ли мальчики к автомобилю, потеряв меня. Сделать это мне предложил охранник.Всё продолжалось в том же духе. Час. Два. Три. Четыре. Шёл пятый час допроса, когда Прайс спросил, не хочу ли я воспользоваться туалетом. Когда я отказался, он, извинившись, отправился в туалет сам. Вернувшись, он принёс воды и предложил вновь пройтись по событиям с самого начала.— Напомните мне, — сказал он, — кому принадлежала идея поехать на ярмарку? Ведь это вы предложили, не так ли?— Нет, — ответил я, — я уже говорил. Это была их идея. Я терпеть не могу подобные затеи.— А что вам нравится?Допрос продолжался. * * * — Вы утверждаете, что слышали голос Кевина по сотовому телефону, — сказал Прайс. — Он произнёс лишь слово «папа». Как вы могли определить, что это Кевин? Ведь они однояйцевые близнецы, не так ли?— Это мои дети, — ответил я.— И вы можете их различить? — Прайс изобразил в воздухе вопросительный знак.— Да, верно.Он посмотрел на меня так, словно хотел оспорить моё утверждение, но вдруг улыбнулся.— Думаю, что могу это принять. Представляю, как вам было трудно, — произнёс он с дружеским участием, — как мучительно. — Печальный вздох. — Всего одно слово… И больше он не звонил?— Нет. Это все.— Боже, — сказал Прайс, переходя к новой теме. — Почему вы ничего мне не рассказали о предыдущем вечере? Хм-м…— Я не вижу никакой…— Вы не хотите об этом говорить? — сурово спросил он и тут же извинился, словно затронул своим вопросом слишком чувствительную точку.— Ничего подобного. Просто не вижу связи.— Не скажите, — улыбнулся он. — Никогда не знаешь, где отыщутся факты, способные нам помочь.Я кивнул, соглашаясь.— О'кей. Итак, предыдущим вечером — в пятницу — у вас, по вашим словам, была масса работы. Но не будем об этом. Поговорим об ужине. Вы его приготовили дома или поели в городе?— Мы ели в городе. В пиццерии.— В какой пиццерии? Где?— В пиццерии «Два миндаля». На Висконсин-авеню.— Вас там кто-нибудь видел?— Естественно. Официант. Другие посетители.— Вы расплачивались наличными или кредитной картой?— Наверное, картой.— Вы не помните?— Нет. Не помню.Он махнул рукой, показывая, что это не имеет никакого значения, и произнёс с лёгкой улыбкой:— Я тоже никогда не помню подобную чепуху. * * * Джейсон Прайс обладал бесконечным обаянием и пользовался им вовсю, убеждая меня в своём расположении. В том, что он мне лучший друг. А для укрепления этой новой дружеской связи он хотел услышать от меня все. Мои слова, втолковывал он, никоим образом не будут использованы против меня. У него уже были осложнения, и он ни при каких обстоятельствах не стал бы мне лгать. Да, в какой-то момент я потерял контроль над собой, что совершенно естественно. Никто не может полностью владеть своими эмоциями. И так далее и тому подобное.Я пытался убедить себя, что это звучит глупо, а болтовня Прайса не стоит и выеденного яйца. Однако всё было не так просто. Я почему-то начал испытывать почти религиозную тягу к исповеди. Мне даже показалось, что, исповедовавшись, я очищусь, возрожусь к новой жизни и смогу начать все заново.Шёл час за часом, и я ощутил какую-то опасную апатию. Мне надоело говорить, я захотел спать.Мне несколько раз доводилось читать о тех, кого удалось оттащить от самого края пропасти. В какой-то момент воля может ослабнуть. Жертва гипотермии, как говорят, перед смертью ощущает тепло и сонливость, а тонущему человеку кажется, что он погружается в море света. Из этого я сделал вывод, что уход в небытие может оказаться весьма заманчивым выходом, предоставляя желанный отдых от борьбы и боли.Когда мы в очередной раз отправились по территории ярмарки, кто-то постучал в дверь. Детектив Прайс нахмурился, извинившись, поднялся с места, чуть приоткрыл дверь и перекинулся несколькими фразами с тем, кто стоял за порогом. Говорили они шёпотом, но явно спорили. Затем Прайс молча вышел в коридор, оставив меня в одиночестве.В полудремотном отупении я непрерывно поглядывал на часы и ждал, когда он появится. Прошло десять минут. Двадцать. Полчаса.Вернувшись, Прайс повёл допрос совсем в иной колее, поставив меня в тупик.— Каковы ваши религиозные убеждения, Алекс? — спросил он.— Что?— Какое вероисповедание вы разделяете? Во что вы верите?— Вообще-то я не очень религиозен.— Выходит, вы атеист?— Не совсем. Но какое отношение это имеет к делу?— Положитесь на меня, о'кей? Скажите, отвечая на вопрос о вере, что бы вы подчеркнули? Атеист?— Нет. Я, скорее, латентный католик… Мм-м… Не знаю. Пожалуй, я подчеркнул бы христианин. — Вот как?Затем последовали вопросы о жертвоприношениях животных. Он спросил о моём материале, рассказывающем о культе «Сантерия» в Южной Флориде. Его интересовало моё отношение к разного рода верованиям, в частности, к культу «Вика».— Послушайте! — не выдержал я. — К чему все эти вопросы? Куда вы гнёте? Я не вижу никакой связи с делом.— Вам не нравится подобное направление допроса? — с изумлением спросил Прайс.— Просто не понимаю, к чему всё это, — ответил я.— Уверяю вас, это не праздное любопытство, — сказал детектив.Глядя на его разочарованную физиономию, я вдруг осознал, что ни сотрудничество с ним, ни полная откровенность с моей стороны не смогут снять с меня подозрения. Я пытался доказать нулевую гипотезу, что, как известно, сделать невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146