Что может отдельный человек?
Эрих фон Берлихинген не знал, что говорить сыну теперь. И что вообще можно в таких случаях говорить. У Эриха не было необходимого опыта.
— Здравствуй, сынок… — вот и все, что сказал Эрих. А потом лицо, несущее персональную историческую ответственность за Гернику, Освенцим и Ковентри, отец двух эсэсовцев, военный преступник Эрик фон Берлихинген стал гладить рыжую голову трупа, ерошить знакомые с детства, торчащие на висках волосы.
Британские власти старательно «копали», выясняя, что именно совершил 18-летний эсэсовец Вальтер фон Берлихинген. Дело было очень подозрительно — в 6 часов утра Вальтер фон Берлихинген был встречен патрулем на дороге, на подходах в Пиннебергу. Он так и шел по дороге — в армейских сапогах, брезентовой куртке, майке и трусах не по размеру. Столкнувшись с героическими солдатами оккупационных войск, он кинулся в лес и почти добежал, но солдаты, проявив мужество и высокий уровень огневой и строевой подготовки, открыли огонь на поражение и уничтожили опаснейшего врага, вероятного совершителя множества военных и политических преступлений.
Необходимо было выяснить, какие страшные преступления отягощают его душу. А что отягощают, было очевидно: иначе почему Вальтер бросился бежать, а не подошел к солдатам из патруля? Почему не остановился на их громкие, по уставу, крики? Они, конечно, кричали по-английски, но не должны же были британские (британские!) солдаты переходить на язык презренных иностранцев?!
Но как ни искали, никакого криминала за Вальтером не нашли. В боях его полк не был, в акциях не участвовал, лагерей не охранял. А Вальтер так вообще исчез из полка за ночь перед его поголовной сдачей в плен. Загадочная получалась история! И спустя двое суток власти отдали отцу уже начавший издавать запах труп его сына — последнего в роду фон Берлихингенов.
Гроб поставили в библиотеке — единственной большой комнате дома. И была последняя ночь отца с сыном перед похоронами мальчика. Эрих провел ее молча, сидя у изголовья сына. Молиться он не умел, что они увидятся, не верил — таким уж было это поколение. Игнатий несколько раз появлялся в дверях. Зачем — он и сам толком не знал. Спина Эриха не двигалась; иногда приходила в движение рука, гладила нечистую, уже скользкую кожу на лице, на руках Игнатий молча стоял, уходил… Он принес другу чай, тот кивнул, но пить так и не стал. Наверное, ему было не до того. А что мог сделать он, Игнатий… или даже что он мог сказать?
Даже обреченный погибнуть, до мая 1945 года Эрих был счастливее Игнатия, потому что и погибнуть ему предстояло на своей земле, а его род должен был продолжиться на этой же, родной ему, земле. Теперь счастливее был Игнатий, чей сын обосновался в Испании и даже завел там своего сына. Летом 1945 года Игнатий получил письмо от Василия Курбатова, но в Испанию не уехал, объяснив сыну, что оставлять Эриха нельзя.
Сына он тоже просил пока не появляться — шла как раз кутерьма с выдачами, британцы выдавали на верную смерть Сталину всех, кого могли поймать, а ведь сын воевал с красными и в Прибалтике, и в Испании… Появляться в британской оккупационной зоне ему явно не стоило.
Так, в мире призраков, старики прожили вдвоем еще почти полтора года. Вообще-то, все шло к лучшему, и встретиться Курбатовым, отцу и сыну, становилось все легче, все вероятнее.
Выжидали они уже так, больше на всякий случай. Но 7 ноября 1946 года Игнатий вышел купить молока и внезапно ощутил сильную боль в левой половине груди. На мгновение мир исчез, тело странно обмякло, бидон со звоном покатился, привлекая внимание Эриха. А потом Игнатий Николаевич обнаружил, что сидит на припорошенном инеем крыльце, а Эрих поддерживает его, но что встать он все равно не может. Игнатий сразу понял, что конец. И был почти рад, что умирает от сердечного приступа, что все кончится быстро. Больше всего он боялся долгой и мучительной смерти, беспомощности, паралича.
Впрочем, он прожил еще несколько часов, до вечера, и успел обо многом подумать. И самой низкой, самой стыдной его мыслью, которой он сам стеснялся, было то, что ему все-таки повезло в жизни больше, чем Эриху фон Берлихингену.
Так получилось, что Эрих фон Берлихинген потерял сыновей и пережил старого друга Игнатия.
В ноябре 1946 года Эрих фон Берлихинген отдал бумаги Игнатия Николаевича, кусок пергамента и сведения об Ульрихе Вассермане его сыну Василию, который приехал из Испании по паспорту Базиля Мендозы.
Зная отношения стариков, Василий предложил Эриху переехать к нему, в Испанию. Эрих только бледно улыбнулся. Эрих фон Берлихинген один встретил Рождество 1947 года, после чего умер в своем доме, приняв большую дозу сильною снотворного. В предсмертной записке он писал, что это для него лучший выход. И, скорее всего, так оно и было.
ГЛАВА 6
Бич Божий
Василий Игнатьевич умирал. Врач говорил, что он поправится и они еще не раз сыграют в шахматы. А Василий Игнатьевич прекрасно понимал, что означает эта боль в груди, это стесненное дыхание. Он почти брался сам поставить диагноз.
Может быть, он даже выкарабкается на этот раз… но ненадолго. Время, время подводить итоги.
Стоял апрель 1979 года, и мир за окном расцветал. Вечерело, и нагретый за день камень начал отдавать тепло. Гудели насекомые в саду, струился запах цветов и трав, многоголосо пели птицы.
41 год назад он шел вместе с другими белыми к берегу Средиземного моря. Шел и мечтал сделать эту страну kommunistenfrei. Навсегда kommunistenfrei, на все времена. Мечты очень редко сбываются, а вот эта все-таки сбылась.
Раньше, в Прибалтике, он мечтал все же о меньшем, — лишь только о том, чтобы отомстить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169