– А если у вас еды нет? Тогда как?
– Задание выполняют любой ценой… В том числе и ценой жизни. У вас что, в Японии не так?
– Было так, теперь все совсем не так.
– Какая странная страна.
– Ну, собираетесь?!
– Нет, мы не можем… Вот если вы нам хлебушка подкинете, тогда спасибо…
– Подкинем и хлеба, и другой еды.
Тоекуда не мог не заметить, что Алексеич вовсе не истощен, и сделал весьма правильный вывод, что не так плохо они с Гришей и устроились. Но почему это страшная тайна?!
– Ладно… Вот хлеб, крупа, консервы. Вам вдвоем хватит надолго. А теперь скажите, почтенные, вы должны были садиться не здесь, верно?
– Не здесь…
– А где?
– Не… Не могу вам сказать…
Бочком, бочком, морским крабиком стал пятиться бедняга Алексеич.
– Стояра! – рявкнул Ямиками «по-русски» и добавил с самым грозным видом: – Вы могра не говорира… Тогда мы будет рассифровывать яссик… Но тогда вы нам узе совсем не будете нузьны…
И попросил Мишу перевести, вдруг он упустил что-то важное. Вряд ли Ямиками собирался прикончить бедного старого Алексеича.
Собственно, прямых угроз и не было… Но такой кровожадностью отдавал оскал интеллигентного, милого Тоекуды, столько страшных сказок стояло за ним, за его улыбкой, за самой Японией – про зверства садистов-самураев (право, уж кому бы рассказывать), что Алексеич сломался, и сразу. И просил только того же, что и Антон, чтобы никак не стало известно, что они что-то сказали… Тоекуда отметил это, заверяя Алексеича во всем, что только можно.
Тоекуда вышел на связь.
Нет, никого не отыскали.
– Василий, выйдете в северо-западный угол озера.
– Вы же там были, шеф?
– По-видимому, надо забираться дальше, подниматься по течению рек. Но помните – задача остается: зафиксировать и сообщить. Исключение – бедственное положение найденных.
– Слушаю, шеф, выхожу на северо-запад.
– Жду сообщения с северо-запада.
– Знаете, Миша, – задумчиво сказал Ямиками, когда вертолет шел обратно, к загадочным развалинам у озера, – все это мне очень напоминает один детский рассказик про мальчика, которого во время игры поставили на пост. И этот мальчик чуть не простудился в вечернем холодном саду, но отказался уйти, пока его не снимет с поста настоящий капитан или майор. Но с одной поправкой… Все эти люди ведут себя, как этот глупый мальчик, но одновременно хорошо умеют заботиться о себе. Причем заботиться, обманывая своих начальников и командиров.
– Если они расскажут, как заботятся о себе, их могут наказать, – уточнил Миша.
– Вот это-то как раз и странно… Совершенно необъяснимая система взаимного вранья. Какой в ней смысл? – продолжал удивляться Ямиками. – И, кстати, Миша. А это что за место, куда мы летим? Кто здесь строил и зачем?
И Тоекуда удивился: какое торжественно-скорбное выражение приобрели сразу лица эбису.
– Наверное, это лагерь… Тут много строили… Добывали руды и плавили из них металлы… Но все силами заключенных, понимаете?
– Силами рабов? Из лагерей?
– Их никто не называет рабами.
– А в чем разница? – заинтересовался Тоекуда. – Чем ваши заключенные отличаются от рабов?
Эбису хмыкали, прятали глаза, пожимали плечами. Тоекуда понял, что нащупал какую-то неизвестную до сих пор больную точку в их психике.
Осмотр лагеря был короток – слишком уж все было ясно. Тем более, Тоекуда читал и «Архипелаг ГУЛАГ», и прочую литературу. Только одно вызвало у него вопросы – странное сооружение из лиственничных бревен высотой примерно в метр с небольшим, шириной в метр и длиной в два. Бревна в перекрытии плотно не смыкались, оставляя щели сантиметров по пятнадцать.
Разбойнички пожимали плечами, хмыкали. Даже всеведущий Миша не смог ничего объяснить. Выручил Валька, которого Тоекуда считал больше пригодным к лесоповалу и тасканию тяжестей.
– А это, понимаете… ну, наказание такое. Сажают туда человека, а холод – понятно какой. Или, скажем, летом комары. Опять же холод и мошка, если осень.
– Откуда ты знаешь про это, Валя?
– Дед рассказывал. Он в те годы лагеря прошел, все видел.
Хотелось отойти подальше от этого тяжелого места. Так и мерещился скорчившийся, умирающий человек в этом полугробу из ошкуренных лиственничных бревен.
За оградой мерзкого места все было точно такое же – лиственницы на фоне синего неба, мягкая салатная хвоя, коричневые стволики, ягель, местами пробивалась и трава.
Сели на том месте, где несколькими часами раньше Антон намеревался жарить гуся.
– А вот что мне непонятно, Миша… Ну вот, были эти лагеря. У нас ведь тоже много чего было, вплоть до лагерей, где ставили медицинские опыты на людях. Но у нас прах этих вот людей… жертв, их прах давным-давно перезахоронен. У вас, по-моему, до сих пор говорить о сталинских лагерях считается чем-то почти неприличным. А останки жертв попросту валяются в тайге и в тундре. Почему? Ведь политический строй сменился?
– Наверное, просто трудно кого-то перезахоронить. Представляете себе масштабы?! Тут же миллионы скелетов… Да еще на огромной территории. Да еще расходы…
– Если провести операцию умело и задействовать организации, которые практически без дела, – ту же армию, гарнизоны, тогда, наверное, стоимость будет не такая большая.
– К тому же документов нет. Документы сознательно уничтожались. Вот хотя бы эти… Кто здесь лежит, про них очень трудно узнать – кто они, откуда, как звали… Тогда – какой смысл?
– Нет, я не согласен с вами, Миша… Допустим, трудно захоронить людей на их родине, но можно же просто положить их в землю по-человечески? Я в России в последние приезды вижу просто всплеск религиозности, ну так хотя бы отпеть их, этих несчастных!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132