А потом юнош
и мужают, становятся грузнее и сходят. Бегуны сходят к тридцати, борцы-бок
серы Ц к двадцати пяти. Женщины ставят рекорды по плаванию до восемнадц
ати, потом набухает грудь, раздаются бедра, сопротивление больше, скорос
ть меньше, прости-прощай рекорды. Подумай, какая трудная судьба: в восемна
дцать греметь на весь мир, а потом жить воспоминаниями, в тридцать чувств
овать себя бабушкой, взывать к слушателям: «Товарищи, напрягите память, к
огда-то мое имя твердили на всех языках…» Это же вынести надо, не сломатьс
я, не впасть в уныние на всю жизнь. А наш гидробег Ц такой же подростковый
спорт. Лучшие показатели у шестнадцатилетних. Потом прибавляешь килогр
аммы, оседаешь на миллиметры, и пропали твои километры. Все. Живи воспомин
аниями.
Ц Ну, тогда… тогда я стану тренером, как вы, Трофим Иванович.
Он помолчал, вглядываясь пытливо.
Ц А школьным учителем хочешь быть?
Ц Ни в коем случае, Ц возопил я в ту же секунду. Мысленно я вообразил себя
на месте математички. Я еще мог бы понять человека, которого занимают эти
самые телесные углы. Если нравится, сиди себе, считай в свое удовольствие
синусы и тангенсы. Но тратить жизнь на то, чтобы впихивать их в мозги сопро
тивляющемуся балбесу? Ну нет, увольте. Ц Ни в коем случае!
Ц Вот видишь, Ц сказал дядя Троя даже с некоторой грустью в голосе. Ц А
тренер тоже учитель. У нас, учителей, совсем иной взгляд на беговые дорожк
и жизни. Вы там бежите, а мы за вас переживаем, волнуемся, как родители за де
тишек, больше, чем за себя. Есть у тебя такой родительский взгляд? Едва ли. У
мужчин он редко бывает раньше тридцати. Так что, друг, не готов ты морально
к тренерству. Ц И закончил жестко: Ц Пятнадцатого февраля начинаются с
боры на Красном море. С тройками не поедешь. Понятно?

3. БУКВА О

Эти сборы на Красном море останутся у меня на всю жизнь. Такое не забывает
ся.
Я впервые попал в тропики. Что меня потрясло? Палитра. Разгул красок. Буйст
во красок. Хулиганство, я бы сказал. Крикливая пестрота, может быть, даже б
азарная, вульгарная красота. И детская непосредственность. Цветы алые, м
оре синее, небо тоже синее, откровенно синее.
Ведь для меня, «северянина», «синее море, синее небо» были литературными
выражениями, поэтическими гиперболами, как и «синие глаза», «черная тоск
а», «пустая голова». Я же знал, что синих глаз не бывает, встречаются серые
с голубоватым отливом. И знал, что синего неба не бывает, небо белесое, сер
ое, в солнечный день слегка голубоватое, акварелью его надо писать, краск
у водой разводить пожиже. А море на самом деле серое, разных оттенков Ц от
жемчужного до сизо-свинцового. В лучшем случае Ц цвета морской воды. Там
и зеленое, и бурое, и фиолетовое надо мешать, меньше всего имеешь дело с си
ней краской.
На юге же море было откровенно, бесстыдно синее, как на плохой открытке. Во
да же была прозрачная, до тех пор я думал, что прозрачна вода только в стак
ане. Мы ходили между островами, как по крыше аквариума. Под ногами висели н
оздреватые рифы, кораллы желтые, серые, красные, фиолетовые и ослепитель
но-белые, самые нарядные из всех. На каждом рифе клумба Ц водоросли, лист
ья и космы всех цветов, и темные колючки морских ежей, и актинии Ц хищные
подводные астры без стебля, и морские звезды Ц бывшие цветы, удравшие от
своих стеблей, цветы, поедающие червяков и ракушки. А над подводными клум
бами порхают подводные бабочки такой же клумбовой расцветки: рыбы-попуг
аи, разноцветные, как попугаи, и рыбы-ангелы, полосатые, как черти. Важно пр
оплывают манты Ц громадные скаты, этакие плакучие плащи. Иной раз и акул
ы суетятся, так и шныряют под пятками. К счастью, здешние не хватают то, что
на воде, не лезут в другую стихию. Но руки в воду не суй, если не хочешь лежат
ь полгода в хирургии, смотреть, как доктора измеряют твою третью ручонку,
растущую взамен оттяпанной.
«Не стать ли мне гидробиологом? Ц думал я тогда. Ц Кстати, и гидропробег
пригодится. Буду расхаживать над подводными садами».
А на Сюиссе не сады, целые подводные парки, ходишь как по крыше оранжереи.
И вода разного цвета: голубая, розовая, изумрудная, аметистовая. Как бы аме
тистовый, изумрудный, яшмовый зал подводного дворца.
Эх, удастся ли побывать?
Лишних часов не было на сборах, все расписали, от подъема до отбоя. Шесть ч
асов тренировка, шесть часов школьных занятий. Лекции слушали по телевид
ению, отвечали по телевидению своим же ленинградским учителям. И успевал
и, вот что удивительно. Учились шесть часов, а не в носу ковыряли. Искренне
посочувствовал я тогда своим одноклассникам. Сколько же часов теряют он
и, бедолаги, глядя, как какой-нибудь лодырь вроде меня мнется у доски, пыта
ясь в глазах учителя прочесть забытую формулу!
Шесть часов ученье, шесть часов тренировка: Р Ц Р Ц Р! А по выходным сорев
нования Ц то на базе у японцев, то на базе у румын, то у шведов, то у голланд
цев. Все, у кого море зимой холодное, собрались тут, на островах.
Там, на международных встречах, я и начал осваивать третью букву дяди Тро
и.
Буква О. Опыт спортсмена, ум спортсмена, уменье понимать свое тело, свой ха
рактер и чужой характер. Да, ум! И чем сложнее спорт, тем больше надо ума. Впр
очем, прошу прощения. Я вообще не знаю спорта, где не требуется ум. Недавно
я разговорился с одним борцом. Казалось бы, что ему нужно: мускулы, вес, сил
ища медвежья. Схватил противника, дави своей массой. А услышал я вдохнове
нную поэтическую лекцию о борьбе за центр тяжести. Оказывается, мешок с о
пилками труднее перевернуть, чем живого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10