Это и есть хроноклазм Ц временной парадокс, путаница из-з
а вмешательства в историю.
Вот у Брэдбери неосторожный турист нечаянно раздавил доисторическую б
абочку. И пошла-пошла цепь событий, так что, вернувшись домой, герой видит,
что вся история сдвинулась. И орфография противоположная, и на выборах п
обедила противная партия Ц ястребы вместо голубей. Рассказ надо понима
ть символически: будь осторожен, думай о будущем, малейший шаг ведет к тяж
елым результатам. Символика вполне устраивает лириков. Физики же начина
ют придираться: куда девался прежний мир, откуда взялся новый, из каких ат
омов построен, за счет какой энергии? Читал я фантастический роман, напис
анный совместно лириком и физиком, там эти несоответствия выпирают нару
жу, нарочно колют глаза. Герой отправляется в прошлое, чтобы убить самого
себя. И убивает. Но кто кого убил, кто выжил после убийства? От каждого дейс
твия рождается новая мировая линия, то есть Ц еще один мир, копия города,
копия героя Ц мертвая или живая. Читателю разобраться уже невозможно, а
вторы рисуют пунктиры от одного мира к другому, указывая, в какой точке ка
кая копия встречается с которой и кто кого где убивает.
Параллельные миры снимают и хроноклазмы, и рок. Мой герой отправится не в
наше будущее (и не в прошлое), а в параллельное. Такое же, как наше, но изменя
емое. И изменит… или не сумеет изменить. Рок необязателен. Читатель не зна
ет заранее, что же получится.
Итак, приглашаю вас в будущее, где можно учиться уму-разуму на чужих ошибк
ах; приглашаю в прошлое, где можно учить уму-разуму на наших ошибках.

3. ТРЕБУЕТСЯ ГЕРОЙ

И вот уже тема диктует профессию героя. Либо он физик, открывший параллел
ьные миры, либо Ц историк, мечтающий сравнить историю миров. Можно двух г
ероев Ц историка и физика. Можно физика, который забрел в дебри истории, м
ожно историка, который забрался в формулы физики. Пожалуй, для сюжета пре
дпочтительнее последний вариант. Остановимся на нем. Герой Ц историк!
Подберем фамилию для него… скажем, Тихомиров. Звучит солидно, достойно, а
кадемично даже. Тихо и мирно работает, мирит миры, утихомиривает. Договор
ились: Тихо-миров! Но в романе он будет Я-рассказчик. Я Ц автор Ц предпочи
таю эту лирическую форму, позволяющую уклоняться в сторону, рассуждать о
том о сем, что в голову взбредет. Правда, есть и недостаток у такого приема:
снято частичное напряжение, читатель заранее предупрежден, что герой, бл
агополучно преодолев смертельную опасность, окажется жив-здоров, сумее
т написать литературные воспоминания. Но в данном случае я этого не обещ
аю. Оставляю за собой право написать роман по разрозненным заметкам безв
ременно погибшего.
Тихомиров Ц Я, не потому что он Ц мое второе Я. Он Ц кропотливый историк,
а мне никогда не хотелось быть историком. Со школьных времен запомнил сл
ова Маркса о том, что все прошлое Ц предыстория; сознательная история че
ловечества Ц впереди. И хотелось делать ее… сознательно, принимать учас
тие в разумных усилиях.
Кроме того, я не люблю копаться в архивах, ломать голову над начертанием б
уквы, значением того или иного слова. Не придаю такого уж большого значен
ия отдельным словам… И отдельным личностям. Впрочем, о значении личности
в истории будет еще много сказано здесь.
А Тихомиров любил архивы. С наслаждением вчитывался в старинные манускр
ипты, размышлял о словах, буквах, почерках. Радовался, установив, кто именн
о входил в посольство, сосватавшее Софью, принцессу Ангальт-Цербсткую з
а цесаревича Петра. Гордился, сумевши доказать, что курносый Павел I был не
сыном этого богом убитого Петра и даже не сыном графа Салтыкова, а вовсе
Ц ребенком, привезенным из деревни. С пренебрежением говорил о тех, кто р
ассуждает о XVIII веке вообще, не раскопав ни единого неопубликованного док
умента.
Так бы и трудился он мирно в архиве, разбирая чужие письма двухсотлетней
давности, если бы не вмешался директор института, человек активный, речи
стый, любитель не писать, но давать советы, из таких, кто, выходя на трибуну,
еще не знает, что скажет, а сходит под гром аплодисментов. (Всю жизнь завид
овал такому таланту.) И вот в одной из своих импровизаций он разгромил Тих
омирова, попрекнул в том, что он увлекается публикацией давнишних сплете
н в ученых записках, зря занимает печатные листы, вообще отклоняется от и
сторического материализма. Ведь всем известно, что личность Ц песчинка
, а история Ц могучий поток, песчинку она уносит в своем течении, даже не з
амечая.
Тихомирову пришлось отстаивать свое право на публикацию документов, до
казывать, что личность не песчинка, особенно если ей дана власть, что Петр
, например, вздернул Россию на дыбы, и неведомо, куда бы он загнал ее, если бы
скакал еще десяток лет.
А директор стоял на своем. Директор говорил, что история идет своим черед
ом, конь вечно на дыбах стоять не может, его и опустили на четыре ноги насл
едники Петра… может быть, и гарцевать незачем было. Река течет под уклон, и
стория движется своим чередом, закономерно.
Тихомиров все упрямился. Он уважал детали, искал важные детали. И сравнен
ие с рекой его не убедило.
Да, река течет под уклон, но по какому руслу. Русла-то разные.
К сожалению, доказать он не мог ничего. История однозначна. Река себе тече
т… могла ли свернуть? Не свернула.
Как хорошо было бы, если бы где-то разыгрывались варианты.
И вот в популярном журнале, рядом со своей статьей о наследниках Петра, Ти
хомиров читает о четвертом измерении, о многомерности, о варианте таком
и другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89