- У меня склероза нет, потому как на вредную пищу денег не хватает, - парировала баба Клава. - Яйца, мясо и масло - это не для нас, вот каша геркулесовая…
- Слушай, - обозлилась я, - говори быстрей, на работу опоздаю.
- Ой, молодежь, все бегом, прыжком, потому и больные с детства, - резюмировала болтливая, одуревшая от скуки старушка. - Л - название района. Помнишь, раньше в Москве были не округа, а Свердловский, Дзержинский, Фрунзенский районы? Тридцать два всего. А уж порядок стоял! Жуть, как все боялись, что на них в райком партии пожалуются…
- Л какой?
- Ленинградский. Потом первые три цифры - 361 - номер приемного пункта, а последние - 854 - это уж клиент.
- А где данный приемный пункт расположен, знаешь?
Баба Клава со вздохом вытащила толстую, растрепанную тетрадь и принялась водить корявым пальцем по строчкам.
- Ага, - бормотала она, - вот он. 361, Вагоноремонтная улица, семь.
- Телефон есть?
- А как же.
- Давай сюда, - подпрыгивая от нетерпения, велела я, - у тебя аппарат работает?
- Чего ему сделается, - ухмыльнулась баба Клава.
Она нагнулась и вытащила из-под стола раритетную вещь, музейный экземпляр - огромный, словно высеченный из цельного куска черного камня, телефонный аппарат с круглым наборным диском. Трубка монстра весила килограмма три, не меньше, и в мембране раздавался постоянный шорох. Перекрывая треск, я заорала:
- Алло, это прачечная?
- Да, - завопил в ответ женский голос. Наверное, там стоит такой же телефон.
- Вы открыты?
- Приходите, без обеда. Провожаемая безостановочным ворчанием бабы Клавы, я понеслась к выходу, но на пороге притормозила.
- Знаешь, где Вагоноремонтная улица?
- У меня там сноха жила. В 1972 году им квартиру дали, - тут же снова пустилась в воспоминания старуха.
- Метро какое?
- “Войковская”.
Я побежала по улице. В запасе есть еще пара свободных часов. Улица с поэтическим названием “Вагоноремонтная” тянулась за Коптевским рынком. Дом семь отчего-то оказался первым. Куда делись шесть предыдущих, было непонятно. Приемный пункт походил на наш, как брат-близнец. За столом около умирающего алоэ мирно вязала носок местная баба Клава.
- Бельишко сдать? - с надеждой поинтересовалась она.
Я помотала головой:
- Скажите, метка “Л-361854” - ваша?
- Это когда было, - засмеялась бабулька, - лет десять прошло. А чего случилось?
- Получила чистое белье, - вдохновенно соврала я, - а там чужая сорочка, вот ищу хозяина.
- Отдай в приемный пункт. Это ихняя работа разбираться, - справедливо заметила бабка.
- Да сама живу неподалеку, - вывернулась я.
- Дай поглядеть.
Я протянула ночнушку. Бабуся помяла материал в руках.
- Качественная вещь.
- Знаете, чья метка? Бабка покачала головой:
- Нет.
Я приуныла.
Внезапно старушка добавила:
- Погодь-ка. Королева Алла - моя соседка. Я ей и метки делала, и бельишко она по прежним годам стирать отдавала, сейчас уж не носит…
От радости у меня бешено забилось сердце. Вон как просто.
- Адрес знаете?
- Так в одной квартире живем, идите. Карина, Алкина мать, дома, инвалидность у ней, давление высокое, головой мучается. А то оставь, я передам.
- Адрес скажите.
- Говорю же, в одной квартире со мной живет. Беда с этими старухами.
- Я-то у вас в гостях никогда не бывала.
- И верно, - засмеялась бабка. - Совсем мозги не гнутся, заржавели. Ремонтная улица, семь.
- В этом доме, что ли?
- Нет. Это Вагоноремонтная улица, а тебе надо на Ремонтную. Иди налево, а потом все прямо, аккурат в хибару нашу и уткнешься.
Я пошла в указанном направлении. Интересно, кто придумывает названия для московских магистралей? Неужели нельзя подыскать что-нибудь получше? Представляю, как ругаются работники “Скорой помощи” и пожарные. Но Вагоноремонтная и Ремонтная еще полбеды. Есть в нашем городе улица и площадь, носящие одно имя славной летчицы Марины Расковой. Все бы ничего, только расположены они на значительном расстоянии друг от друга, и я частенько вижу на площади обалдевших людей, которым на самом деле нужна одноименная улица.
Бурча по-стариковски, я доплелась до нужного здания и с тоской оглядела пятиэтажку из бетонных блоков, скрепленных черными швами. Что-то мало похоже на жилище женщины, носящей дорогое белье и имеющей на кухне гигантский “Филипс”. Насколько знаю, в этих домах пятиметровые кухоньки, куда с трудом влезает крохотный “Смоленск”.
Дверь квартиры открылась не сразу. В деревянной створке не было “глазка”, небось, как и у нас с Томочкой, красть нечего.
- Иду, - донеслось из квартиры. На пороге возникла чудовищной толщины женщина лет пятидесяти.
- Вы ко мне?
- Да.
- Проходите.
Перешагнув через крошечную прихожую, я оказалась в кухне, до отказа забитой вещами. Над головой висело выстиранное белье, на плите исходила паром огромная кастрюля. Хозяйка, очевидно, решила подкрепиться. На столе красовалась внушительных размеров тарелка. Я принюхалась - гороховый суп. На клеенке лежали толстые ломти хлеба, обильно намазанные маслом, рядом красовались кусищи жирного бекона. Да уж, ничего удивительного, что дама к пятидесяти годам заработала инвалидность. Ей бы сесть на диету, месячишко-другой поесть отварные овощи и попить чайку без сахара, глядишь, и здоровье поправится.
- Вы из поликлиники? - спросила тетка, откусывая разом половину чудовищного бутерброда.
- Нет, - ответила я и сунула ей под нос рубашку. - Ваша?
Бабища уставилась на кусок батиста.
- Не-а, мы такое не носим, да и размер мелкий, у меня пятьдесят четвертый.
Однако, она кокетка. Пятьдесят четвертый у нее был в глубоком детстве, сейчас объем ее бедер приближается к трем метрам.
- Королева Алла вам кто?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15