Прижав к себе локоть жены, я наяву наблюдал этот ландшафт глазами, мокрым
и от слез.

…Что-то я на склоне лет стал сентиментален…
Время не имеет надо мной власти хотя бы потому, что его не существует, как
утверждал «архискверный» Достоевский. Что же касается ассоциативного
метода построения моих сочинений, получившего у критиков определение «
раскованности», то это лично мое. Впрочем, как знать?
Может быть, ассоциативный метод давным-давно уже открыт кем-нибудь из ве
ликих и я не более чем «изобретатель велосипеда».
Глядя на бумажные змеи и на зеленые холмы, я подумал, что ту книгу, которая
впоследствии получила название «Ни дня без строчки», ключик однажды в ра
зговоре со мной хотел назвать гораздо лучше и без претензий на затрепанн
ое латинское nulla dies sine linea, использованное древними, а вслед за ними и Золя; он хо
тел назвать ее «Прощание с жизнью», но не назвал, потому что просто не успе
л.
Я же, вероятно, назову свою книгу, которую сейчас переписываю набело, «Веч
ная весна», а вернее всего «Алмазный мой венец», как в той сцене из «Бориса
Годунова», которую Пушкин вычеркнул, и, по-моему, напрасно.
Прелестная сцена: готовясь к решительному свиданию с самозванцем, Марин
а советуется со своей горничной Рузей, какие надеть драгоценности.
«Ну что ж? Готово ли? Нельзя ли поспешить?» Ц «Позвольте, наперед решите в
ыбор трудный: что вы наденете, жемчужную ли нить иль полумесяц изумрудны
й?» Ц «Алмазный мой венец». Ц «Прекрасно! Помните? Его вы надевали, когда
изволили вы ездить во дворец. На бале, говорят, как солнце вы блистали. Муж
чины ахали, красавицы шептали… В то время, кажется, вас видел в первый раз
Хоткевич молодой, что после застрелился. А точно, говорят: на вас кто ни вз
глянул, тот и влюбился». Ц «Нельзя ли поскорей»…

Нет, Марине не до воспоминаний, она торопится. Отвергнута жемчужная нить,
отвергнут изумрудный полумесяц. Всего не наденешь. Гений должен уметь ог
раничивать себя, а главное, уметь выбирать. Выбор Ц это душа поэзии,

Марина уже сделала свой выбор. Я тоже: все лишнее отвергнуто. Оставлен «Ал
мазный мой венец». Торопясь к фонтану, я его готов надеть на свою плешивую
голову.
Марина Ц это моя душа перед решительным свиданием. Но где этот фонтан? Не
в парке же Монсо, куда меня некогда звал сумасшедший скульптор?

Я ошибся, думая, что на острове, омываемом теплым течением Гольфстрим Ц и
ли, как его называли в старых гимназических учебниках, Гольфштрем, что мн
е нравится гораздо больше, Ц весна обычно является на глаза в феврале. Но
был год дракона, в мире происходили ужасные события: войны, наводнения, зе
млетрясения, извержения вулканов, авиационные катастрофы, эпидемии гон
конгского гриппа, внезапные смерти…

Меня преследовали неудачи.

Баба-яга в докторском халате, сидевшая за письменным столом с тремя теле
фонами и аппаратом для измерения кровяного давления, даже не потрудилас
ь меня исследовать. Она лишь слегка повернула узкое лицо к моей жене, окин
ула ее недобрым взглядом и категорически отказалась выдать справку о зд
оровье, а затем повернулась всем своим костлявым телом, пробормотав скво
зь вставные зубы:
Ц Это не ему, а вам хочется попутешествовать. Лично я не рекомендую.
С этими словами она показала свою тощую спину, села верхом на веник и улет
ела в окно.
Я был настолько уверен в отличном состоянии своего здоровья, что, услыша
в роковой приговор врача, запрещавший нам лететь в страну вечной весны, с
начала не поверил ушам, а потом едва не потерял сознание: все вокруг меня с
делалось как при наступлении полного солнечного затмения. Если бы не кло
чок ваты, смоченный нашатырным спиртом, поднесенный к моим ноздрям чьей-
то милосердной рукой, то я бы, чего доброго, хлопнулся в обморок.
К счастью, затмение постепенно заканчивалось, и в прояснившейся комнате
явилась добрая фея, положила меня на клеенчатую лежанку, велела спустить
штаны и как можно крепче поджать колени под живот. Фея была тоже в медицин
ском халате, но профессорском, более высокого ранга Ц белоснежно накрах
маленном, из-под которого виднелись оборочки нарядного платья и стройны
е, элегантно обутые ноги, Ц чуть было не написал «ножки», что было бы весь
ма бестактно по отношению к профессору.
Ее лицо было строго-доброжелательно, хотя и вполне беспристрастно. Не об
орачиваясь, она повелительным жестом королевы протянула назад руку, в ко
торой вдруг как бы сам собой очутился стерильный пакет с парой полупрозр
ачных хирургических перчаток. Она вынула одну из них и натянула на праву
ю руку. Продолжая процедуру исследования, она осталась вполне довольной
, по-королевски скупо улыбнулась, после чего уже ничто не могло помешать н
ам лететь…

Деревья мало знакомых мне пород, хотя среди них попадались пирамидальны
е тополя, как в Полтаве, стояли голые, по-зимнему черные. Судя по крокусам, в
есна уже была где-то совсем близко, рядом, на подходе. Это несомненно. Но чт
о-то тормозило ее приближение, не давало ей наступить. О, проклятый год др
акона! Все вокруг еще дышало мучительно медленно умирающей зимой.

В моем представлении Англия была страной мягкой зимы и ранней, очень-оче
нь ранней, нежной весны. Вероятно, это всего лишь игра воображения.

Но неужели воображение не сильнее метеорологии?

Поэзия Ц дочь воображения. А может быть, наоборот: воображение Ц дочь по
эзии. Для меня, хотя и не признанного, но все же поэта, поэзией прежде всего
было ее словесное выражение, то есть стихи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12