Цветы мифического по
дземного царства, откуда нет возврата…

…нет возврата!…

Этой картине должна была сопутствовать какая-то неземная, печальная муз
ыка и какие-то слова, выпавшие из памяти.
Но какие?
Выпадение из памяти всегда мучительно. Вы слышите хорошо знакомую музык
у, но как она называется Ц забыли. Идет хорошо вам знакомый человек, но ег
о имя выпало из памяти. Распалась ассоциативная связь, которую так мучит
ельно трудно наладить.
Я окаменел от усилия вернуть забытые, но некогда хорошо известные слова,
вероятно даже стихи.
Вдруг все объяснилось. Наш гид произнес:
Ц Синьоры, внимание. Перед вами гротто Дионисо, грот Диониса,

…в тот же миг восстановилась ассоциативная связь. Молния озарила сознан
ие. Да, конечно, передо мной была не трещина, не щель, а вход в пещеру Ц в гро
т Диониса. Я услышал задыхающийся астматический голос молодого птицело
ва Ц гимназиста, взывающего из балаганной дневной полутьмы летнего теа
тра к античному богу:

«Дионис! Дионис! Дионис!»

«Там, где выступ холодный и серый водопадом свергается вниз, я кричу у без
молвной пещеры: Дионис, Дионис, Дионис!»
Теперь он был передо мной наяву, этот серый гладкий каменный водопад со в
ходом в грот Диониса, откуда слышался тонкий запах выжатого винограда.
Ц Здесь, синьоры, Ц сказал гид в клетчатом летнем костюме, с нафабренны
ми усами, Ц бог Дионис впервые выжал виноград и научил людей делать вино.

Ну да!

«Ты ушел в бирюзовые гроты выжимать золотой виноград».

Я не удивился, если бы вдруг тут сию минуту увидел Опыленный пурпуровый п
лащ выходящего из каменной щели кудрявого бога в венке из виноградных ли
стьев, с убитой серной на плече, с колчаном и луком за спиной, с кубком моло
дого вина в руке Ц прекрасного и слегка во хмелю, как сама поэзия, которая
его породила.

Но каким образом мог мальчик с Ремесленной улицы, никогда не уезжавший и
з родного города, проводивший большую часть своего времени на антресоля
х, куда надо было подниматься из кухни по крашеной деревянной лесенке и г
де он, изнемогая от приступов астматического кашля, рубашке и кальсонах,
скрестив по-турецки ноги, сидел на засаленной перине и, наклонив лохмату
ю нечесанную го лову, запоем читал Стивенсона, Эдгара По или любимый им ра
ссказ Лескова «Шер-Амур», не говоря уж о Бодлере, Верлене, Артюре Рембо, Ле
конте де Лиле, Эредиа, и всех наших символистов, а потом акмеистов и футури
стов, о которых я тогда еще не имел ни малейшего представления, Ц как он м
ог с такой точностью вообразить себе грот Диониса? Что это было: телепати
я? ясновидение? Или о гроте Диониса рассказал ему какой-нибудь моряк торг
ового флота, совершавший рейсы Одесса Ц Сиракузы?
Не знаю. И никогда не узнаю, потому что птицелова давно нет на свете. Он пер
вый из нас, левантинцев, ушел в ту страну, откуда нет возврата, нет возврат
а…

А может быть, есть?

Раз уж я говорил о птицелове, то не могу не вспомнить тот день, когда я позн
акомил его с королевичем.

Москва. Двадцатые годы. Тверская.

Кажется, они Ц птицелов и королевич Ц понравились друг другу. Во всяком
случае, королевич Ц уже тогда очень знаменитый Ц доброжелательно улыб
ался провинциальному поэту, хотя, конечно, еще не прочитал ни одной его ст
рочки.
Разговорившись, мы подошли к памятнику Пушкину и уселись на бронзовые це
пи, низко окружавшие памятник, который в то время еще стоял на своем закон
ном месте, в голове Тверского бульвара, лицом к необыкновенно изящному С
трастному монастырю нежно-сиреневого цвета, который удивительно подхо
дил к его маленьким золотым луковкам.
…До сих пор болезненно ощущаю отсутствие Пушкина на Тверском бульваре, н
евосполнимую пустоту того места, где он стоял.
Привычка.
Недаром же Командор написал, обращаясь к Александру Сергеевичу:

«На Тверском бульваре очень к вам привыкли».

Привыкли, добавлю я, также и к старинным многоруким фонарям, среди которы
х фигура Пушкина со склоненной курчавой головой, в плаще с гармоникой пр
ямых складок так красиво рисовалась на фоне Страстного монастыря.
Не уверен, что во время свиданий двух поэтов Ц птицелова и королевича Ц
Страстной монастырь еще существовал. Кажется, его уже тогда снесли. Буде
м считать в таком случае, что в пустоте остался отсвет его бледно-сиренев
ой окраски.
Для людей моего поколения есть два памятника Пушкину. Оба одинаковых Пуш
кина стоят друг против друга, разделенные шумной площадью, потоками авто
мобилей, светофорами, жезлами регулировщиков. Один Пушкин призрачный. Он
стоит на своем старом, законном месте, но его видят только старые москвич
и. Для других он незрим. В незаполнимой пустоте начала Тверского бульвар
а они видят подлинного Пушкина, окруженного фонарями и бронзовой цепью,
на которой, сидя рядом и покачиваясь, разговаривали в начале двадцатых г
одов два поэта и третий Ц я, их современник.

А Пушкин сегодняшний для меня лишь призрак.

Желая поднять птицелова в глазах знаменитого королевича, я сказал, что п
тицелов настолько владеет стихотворной техникой, что может, не отрывая к
арандаша от бумага, написать настоящий классический сонет на любую зада
нную тему. Королевич заинтересовался и предложил птицелову тут же, не сх
одя с места, написать сонет на тему Пушкин.
Птицелов экспромтом произнес «Сонет Пушкину» по всем правилам: пятисто
пным ямбом с цезурой на второй стопе, с рифмами А Б Б А в первых двух четвер
остишиях и с парными рифмами в двух последних терцетах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12