Почему мне рке не х
очется на ней что-то написать?
Есть проблемы. Почему божественное «у вашей двери шалаш я сплел бы, чтобы
из него взывать к возлюбленной» теперь представляется выспренной сент
иментальной галиматьей, в которой нет ничего от реальной жизни? А почему
и когда сделалось заболтанной и претенциозной чушью то, от чего когда-то
священный трепет пробегал по коже и по душе: «Всё королева Маб. Она пересе
кает по ночам мозг любящих, которым снится нежность, горбы вельмож, котор
ым снится двор, усы судей, которым снятся взятки, и губы дев, которым снитс
я страсть»? Почему все более и более естественными, подчас даже вполне ос
мысленными, кажутся вопросы учеников, никто из которых ни разу не спроси
л о замысле автора, о стиле, о композиции… «А правда, что Шекспир был педик
ом и смуглая леди сонетов Ч это на самом деле граф Чичестер… Рочестер… н
у… правда?» «Мистер Калгани, скажите честно: Марк Твен всю жизнь клеветал
на американский образ жизни и американскую мечту потому, что был евреем?
» «Достоевский и Солженицын стрелялись на Блэк-Ривер действительно из-
за этой телки, Натальи Как-Ее-Там или старого эпилептика просто-напросто
нанял Кэй-Джи-Би, пообещав снабжать его нашим новейшим лекарством?»
А попробуй ответь как-нибудь не так, усмехнись, дай хоть на миг понять, нас
колько тебя коробит от этаких познаний, Ч балбесы назавтра же с искренн
им негодованием настучат в совет попечителей, и полгода будешь потом отм
азываться, пресмыкаться и извиняться за неуважительное отношение к пол
ноправным учащимся гражданам…
Всё королева Маб…
Или, как написал кто-то из удручающе однообразных великих русских Ч еще
до президентства Вудро Вильсона, кажется: «Скучно на этом свете, господа!
»
Ч Какие?
Три пары глаз уставились на учителя литературы.
Ч Я слышал, Ч сказал он, заранее надев на губы снисходительную улыбку,
Ч что наш учитель драмы Хауард Роберте хочет силами учеников поставить
оперу «Джизус Крайст Ч суперстар».
Ч О!
Теперь заулыбались уже все.
Ч Хауард просто старается делать то, что нравится детям.
Ч Вот и я о том же, Ч сказала Дебора Браун. Ч Но эта пьеса никак не годитс
я для нашей школы, Ч и она со значением заглянула в глаза каждому из мужч
ин.
Пол пожал плечами. Это выглядело так, словно не плечи поднимались, а мален
ькая голова едва не до самой плеши втягивалась в плечи.
Ч Если учитель хочет чем-то порадовать и развлечь молодежь, Ч сказал о
н, Ч пусть ставит «Эвиту» или «Бриолин».
Дебора кокетливо поджала губы.
Ч А разве там нет подтекста для взрослых? Председатель комитета Джим Ос
бери был человеком среднего роста и не слишком крепкого сложения, Ч но п
оражали аскетичность его неказистого лица и глаза, горящие фанатичным о
гнем. Он был, пожалуй, единственным человеком здесь, который ни на миг не о
щущал скуки. Он твердо знал, впитав это знание с молоком матери: чтобы чувс
твовать себя выше всех, нужно совсем немного. В сущности, лишь одно: чтобы
эти самые все Ч страшились тебя, и ненавидели тебя, и хотели с тобою покон
чить. Это уже само по себе заведомо делает их людьми второго сорта. Ибо они
не знают, что боятся и ненавидят именно тебя. Боятся и ненавидят, Ч но сам
и не ведают, кого; трясутся ночами, по двадцать раз проверяя запоры и крючк
и на окнах перед сном, Ч но здороваются с тобою за руку, приветливо раскл
аниваются, беседуют о пустяках и делятся своими страхами, будто ты Ч все
го лишь один из них.
Те, кто сидел с ним сейчас за одним столом, были, в сущности, лишь неофитами
Ч пусть десять, пусть пятнадцать лет, все равно неофитами и не более; носи
телем и столпом был он один.
Молча переводя взгляд с одного лица на другое, он терпеливо дождался, пок
а члены комитета отсмеются. Чувствуя давление его взгляда, затих один, по
том второй… В наконец наступившей тишине Ч лишь равнодушно клацали час
ы Ч он негромко сказал:
Ч А теперь мы помолимся.
Ч Джим, Ч попытался возразить Пол, Ч вот-вот начнется футбол!
Человек слаб, подумал Джим, и нужно быть снисходительным к его слабостям.
Поэтому он даже не повысил голос.
Ч Это займет одну минуту.
Ч Мы и так уже давно не молились вместе, Ч поддержал председателя Пит.
Джим выждал еще мгновение, потом снова обвел присутствующих тяжелым взг
лядом.
Ч Пол, Ч мягко сказал он. Тот вздрогнул. Ч Пойди, запри дверь.
Маленький герой допотопных манифестаций, втянув голову в плечи, поднялс
я и, шаркая ногами, побрел поперек просторного кабинета к дверям. Джим дос
тал зажигалку и, придвинув к себе свечу, зажег ее.
Пламя встало неестественно мощно и ровно и, казалось, с едва слышным слит
ным ревом, Ч словно выхлоп стартующего вдали «Атласа». В сумеречной глу
бине кабинета протяжно ударил засов.
Когда Пол вернулся и остался стоять возле своего стула, остальные тоже п
однялись и уставились на длинную и тонкую, словно слепящее лезвие стилет
а, прорезь окостеневшего пламени. А по кивку Джима они неторопливо и веск
о заговорили слаженным, хоть и чуточку нестройным, хором:
Ч Во имя властелина тьмы! Во имя правителей земли и королей подземного м
ира! Повелеваю силам мрака поделиться со мною своим могуществом! О, власт
елин тьмы! Он могуществен! В длани его все, что наказует больно! Ад земной п
ринадлежит ему и ад подземный принадлежит ему. Пусть праотцы наши с его с
оизволения сделают нас сильными. Слава, слава, слава властелину тьмы!
Под тонущим во мраке дубовым резным потолком перекатывалось потусторо
нне оглушительное и четкое эхо, колокольным гулом переполняя кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20