Ночью был дождь, плитки балкона еще не просохли. По небу двигались серые облака. У подъезда стоял Алексеенко с пятого этажа, с бутылкой пива и сигаретой.
Я вернулся в комнату, сел на диван, огляделся по сторонам. Здесь много лет ничего не менялось, кроме телевизора «Thomson» – его купили в прошлом году вместо старого «Горизонта». Себе я три года назад купил «Panasonic», он стоял в детской.
Голубые обои в цветочек – их наклеили перед моим первым курсом – выгорели и потускнели. Мама купила их в хозтоварах по «старой» цене, незадолго до всех подорожаний. Бежевую «дорожку» с желтыми розами и «мягкий угол» купили, когда я ходил в третий класс.
На стене, над чеканкой с профилем Неффертити и репродукцией картины Айвазовского, тикали часы «Луч» в деревянном полированном корпусе.
В крайней секции «стенки» стояли книги: серия «Классики и современники» в бумажных обложках, романы Мориса Дрюона, купленные «на макулатуру» – я их никогда не читал. Под книгами – транзистор «Selga», который отцу подарили в отделе на сорокалетие, и корабль-сувенир «Броненосец Потемкин». За стеклом – две хрустальные вазы – высокая, для цветов, и низкая, полукруглая – и шесть хрустальных фужеров. В центральной секции – катушечный магнитофон «Ростов-101».
Я вытянулся на диване, подложил под голову две подушки, взял с журнального столика пульт телевизора.
*
Солнце выглянуло из-за облака. Пляж был пустым, только две девушки загорали рядом с плакатом «Соблюдайте осторожность на воде!». Одна была в белье – черных трусах и фиолетовом лифчике, – другая задрала юбку и майку. Рядом с ними возился в песке пацан лет семи.
Наташа поднялась со скамейки, подошла к реке, сняла босоножек и попробовала пальцем воду.
– Холодная? – спросил я.
– Ага. Ледяная.
– Тогда не буду купаться.
– А ты что, собирался?
– Ну да, но если холодная, то не буду.
Наташа подошла, села рядом.
– А почему Кушнеренко предложил эту работу тебе? У него ведь, наверно, есть друзья в Москве…
– Я бы не удивился, если и нет у него никого. У него и раньше друзей почти не было. Характер плохой – всегда всех лажал, обсерал. Один я его только терпел. Вместе сидели, он у меня высшую математику списывал, лабораторные по технологии материалов…
– А в компьютерах он хорошо разбирается?
– Откуда я знаю? Наверно, неплохо, раз работал системным админом…
– Лучше, чем ты, или нет?
– Не знаю.
– Завидую я ему – в Австралию человек уезжает… А он не говорил, как у него получилось?
– Его жена – или врач, или медсестра – точно не помню, а в Австралии их не хватает.
– Все равно им завидую.
Наташа достала из сумочки пачку «Winston Lights», открыла ее, взяла сигарету, прикурила синей пластмассовой зажигалкой, выпустила дым изо рта.
Я сказал:
– Ну, кому-то и здесь неплохо…
– Тому, у кого много денег. Мы к таким не относимся… – Наташа затянулась. – Ну и что ты насчет этого думаешь? Хочешь ехать или не хочешь?
– Еще не решил. Пока я не вижу причин, почему я должен обязательно ехать. Мне здесь совсем не плохо. Это ты все время говоришь, что тебе плохо, а мне – нормально.
– А жить с родителями почти в тридцать лет – это нормально? Ты, наверно, до пенсии с ними бы жил? И всю жизнь, до пенсии, на своем бы заводе работал. Восемь лет уже – давай, продолжай в том же духе.
– А тебе что, обязательно надо, чтобы своя квартира была?
– А почему бы и нет, что в этом плохого?
По цементной дорожке вдоль пляжа шли трое парней лет по двадцать. Они повернули головы и стали разглядывать девушек. Та, что в белье, прикрылась оранжевой майкой.
– Я в Москве никогда не была, – сказала Наташа.
– А я был, один раз, еще в школе.
– Да, помню, ты рассказывал, но давно уже…
– Ездили на экскурсию, после шестого класса. Но я почти все забыл. Помню только, что в Москве тогда был фестиваль Индии или что-то подобное. И нас привели в Парк Горького, а там – эстрада открытая, и на ней стоит посередине индус и бьет в барабан, а вокруг него человек пятьдесят или сто взялись за руки, как в хороводе, и танцуют – и индусы, и наши.
– Что, серьезно?
– Ну да. Прыгают, взявшись за руки. А еще, помню, иду к туалету, и оттуда выходит индус в своем индусском наряде – каком-то балахоне, и что-то там поправляет в том месте, где должна быть ширинка. Может быть, это он так мастурбировал…
– Да ладно тебе сочинять…
– Я не сочиняю, рассказываю все, как было.
– Ага, как было. Кроме ширинки индуса, можно подумать, в Москве ничего интересного не было.
– Как это – не было? Красную площадь помню еще, ГУМ. Ну и все. Я потом, тем самым летом, ездил с родителями в Ленинград – была экскурсия от их завода. И Ленинград мне намного больше понравился, чем Москва.
Я обнял Наташу за плечи. Мы смотрели на набережную на другом берегу, на полукруглую крышу дворца спорта и девятиэтажки за ней, на машины и трамваи на мосту.
На эстраде у дворца спорта выступал ансамбль народного танца. Десятка два девушек в сарафанах и парней в длинных рубахах отплясывали, стуча сапогами. Им подыгрывал дядька с баяном. У эстрады толпились зрители – в основном, пенсионеры и дети. За столиками у палаток народ пил пиво и ел шашлыки. Рядом, у фонтанов, дети катались на машинках с электромотором.
Я и Наташа шли по площади у дворца, держа в руках по бутылке «Балтики-тройки».
– А я и забыла, что сегодня день города, – сказала Наташа. – С такой работой вообще все на свете забудешь.
Я промолчал, глотнул пива. Мы подошли к ограде набережной, остановились.
– Митя, а может, будет лучше, если ты уедешь – и все?
– Что значит – все?
– Ну, у нас с тобой все.
– Ты что, этого хочешь?
– Да нет, но я не знаю… Мы давно с тобой, я привыкла, но я не вижу никакой перспективы.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7