– Ну, спасибо. Ладно, давай.
Он сует мне руку, я жму ее, поднимаюсь по ступенькам.
К институту движется народ. На пятачке у входа – толпа курящих.
Английский – в четыреста первой. Я – за последним столом. На стене накарябано ручкой: «Хочу устроиться на работу, телефон 71-91-03». Рядом надпись другим почерком: «Соси банан».
Впереди Карпенко говорит Рублевой:
– В воскресенье ходили на «Динамо», малому за курткой. Двадцать пять баксов, представляешь? В пятом классе пацан. А я заикнулась, что хочу дубленку, так они заныли – денег нет, денег нет…
– А мне мои железно пообещали новые джинсы. В эти выходные идем на «Динамо», но я сначала похожу по «комкам» – вдруг там что нормальное будет. Я летом купила в «комке» светлые джинсы, «ливайс». Почти как настоящие. Здесь, недалеко от института…
– За сколько?
– Не помню, это летом еще было. Тысячи полторы – максимум.
– А в каком магазине? В том, что прямо на проспекте?
– Нет, за «Тортами», знаешь? Пройти «Торты», кинотеатр «Мир», и в следующем доме…
Карпенко – симпатичная брюнетка с короткой стрижкой, а Рублева – уродка. Правда, фигура – ничего, особенно грудь.
Звенит звонок. Я поворачиваюсь к окну. На пятом этаже дома, где аптека, у окна стоит тетка. Я вижу ее каждый раз, когда у нас пара в этом корпусе.
Заходит Кузнецов. Ему лет двадцать восемь, в черном свитере и светло-синих джинсах.
Мы привстаем, садимся. Кузнецов подходит к окну.
– Все стоит тетя. Мы учились – стояла, теперь вот вы…
– Учиться хочет, – говорит Липатов. – Спик инглиш. Наверно, поступала в иняз раз десять и не поступила. Теперь вот смотрит и давится слюной.
Я открываю последнюю страницу полуобщей тетради, начинаю закрашивать клетки через одну.
Кузнецов садится за стол, смотрит на нас.
– Знаете, я утром делал два часа синхронного перевода… В общем, чувствую себя, как выжатый… апельсин. Так что, давайте поработаем в щадящем режиме. Мы же с вами на одной стороне, хотя формально и по разные стороны кафедры…
Некоторые улыбаются, отличница Трофименкова морщится.
– А вообще, сейчас для переводчиков лафа, можно сказать, – говорит Кузнецов. – Особенно с английским. Можно зарабатывать очень неплохо, в энное количество раз больше, чем, скажем, те, кто находится по эту сторону кафедры.
Он встает из-за стола, идет по проходу. У Голубовича вместо закладки – календарик с фотографией «мицубиси».
– Что, голубая мечта? – спрашивает Кузнецов. Голубович надувает губы, дергает плечами. – Тысяч десять зеленых стоит, не меньше.
Конкина спрашивает:
– Юрий Николаевич, а это правда, что со следующего года обучение будет на белорусском?
– Вообще, слухи такие ходят. От наших правителей можно ожидать чего угодно. То они, извиняюсь, Москве жопу лизали, то вдруг все стали ярыми националистами. Сейчас даже мультфильмы на белорусский переводят. Видели? Я вчера включил телевизор – там «Калыханка», и в ней мультфильм – на белорусском.
Конкина говорит:
– И как мы тогда будем учиться, если белорусский введут?
– Ну, как будем, как будем… Выучим. В школе все учили, вспомним, освежим… Будете знать еще один европейский язык, – Кузнецов хмыкает.
Мою руки холодной водой в туалете на втором этаже. Рядом курит препод с нашего факультета – он ведет у сто восемнадцатой группы. В костюме, белой рубашке, волосы стянуты в хвост. Он кладет сигарету на край раковины, вынимает из кармана калькулятор, начинает считать.
В буфете корпуса «А» беру две вареные сосиски с остывшим пюре и стакан томатного сока. Плачу восемьдесят три рубля, сажусь за стол. На нем – три пустых стакана и тарелка с целлофаном от сосисок.
В углу какая-то группа празднует день рожденья. На столе – торты и бутылки лимонада.
– Позвольте мне поднять этот бокал за нашу Марину, – говорит волосатый чувак. – Умницу, красавицу, спортсменку. Вот разве что уже не комсомолку. Зато, в прошлом, само собой, пионерку…
Все хохочут, чокаются лимонадом.
Я разламываю вилкой сосиску.

***
Захожу в ЖЭУ рядом с домом. В коридоре горит тусклая лампочка. Мужик курит сигарету без фильтра, у ног – деревянный ящик с инструментами. В углу свалены лопаты и метлы.
Иду по коридору, упираюсь в дверь, открываю. Еще коридор. Несколько дверей. На одной – табличка «Начальник ЖЭУ». Я стучусь, заглядываю.
– Здрасьте.
За столом – тетка в черной телогрейке, читает «СПИД-Инфо». На полу – обогреватель с раскаленной докрасна спиралью. Я захожу, закрываю дверь.
– Ты по какому делу?
– Насчет работы. Я – студент, хотел бы устроиться дворником.
– А где учишься?
– В инязе.
– Иногородний?
– Ага.
– А откуда?
– Из Могилева.
– Стипендию что, не платят?
– Платят, но мало…
– Да, это раньше можно было жить на стипендию… Что, и родители не помогают?
– У них самих не особо… Да я и не хочу, я лучше сам заработаю.
– Сам, говоришь, заработаешь?
Я киваю. Тетка кладет газету на стол. В центре страницы – фотография голой девушки.
– Это ты, конечно, молодец, что хочешь сам заработать. Не то что некоторые – только им пить да гулять.
Она достает из пачки «ВТ» сигарету, наклоняется, прикуривает от спирали, пододвигает пачку ко мне.
– Нет, я не курю.
– Тоже молодец. Хороший парень – сразу видно. Но помочь я тебе не могу. У нас все места забиты, никто не уходит – у некоторых жилье наше, нельзя уходить. А у кого свое, все равно не уходят – сейчас с работой тяжело, никуда не устроишься. Так что…
– Ладно, спасибо.
– Не за что.

***
Пьем пиво в кафетерии булочной – я, Липатов и Голубович. Липатов в «косухе», черных джинсах и грубых ботинках. Он слушает только «Депеш мод». Голубович – в простой серой куртке.
1 2 3 4 5 6 7 8