Тем не менее в ее тоне Торису почудилось предостережение.
Не сказав больше ни слова, Торис развернулся и отправился в обратный путь. Чем ближе он подходил к зашторенной нише, тем быстрее билось в его груди сердце, словно предупреждая его о таящейся за занавеской опасности. Справившись со своей робостью, Торис сделал еще четыре шага и, протянув руку к занавеске, медленно отодвинул ее в сторону.
Человек, сидевший за столиком, поднял голову, откидывая со лба длинные черные волосы, и в свете свечи сверкнул монокль. Прищурившись, человек посмотрел на Ториса.
– Доброе утро, жрец, – раздался густой баритон певца.
Вопреки предостережению служанки звучал он не особенно враждебно, но в то же время была в нем какая-то необъяснимая горечь.
– Я вижу, тебе удалось пережить эту ночь.
Торис неуверенно кивнул. Замечание барда несколько выбило его из колеи.
– Мне приходилось спать на гораздо менее удобных постелях, – заметил он.
– А как себя чувствует сегодняшним утром Казимир? – равнодушно спросил Люкас.
– О-о… – голос молодого человека выдал бы ложь и менее внимательному наблюдателю. – Он проспал всю ночь, а перед рассветом проснулся и вышел по каким-то делам.
Торис нервно облизнул губы и впился взглядом в лицо барда. Судя по всему, Люкас не поверил ни единому его слову.
– Я не хотел бы показаться навязчивым, господин, но…
– Но ты вынужден, – закончил за него Люкас. – Входи же, добрый жрец, садись. Закрой занавеску и рассказывай, что такого важного случилось.
Торис нырнул в нишу и сел на стул, позволив тяжелой портьере закрыться самой. Странное дело, стоило ему встретиться взглядом с Люкасом, как все те слова, которые он обдумывал бессонной ночью, вдруг оставили его. Он повторял свою предательскую речь бесчисленное число раз, так что заучил ее почти наизусть, однако теперь, под недоброжелательным взглядом барда Торис отчего-то стушевался. Он молчал, лихорадочно размышляя над тем, не является ли то, что он намеревался сделать, лишь результатом бессонной ночи.
– Неприятности в храме? – подбодрил его Люкас. – Грешников больше, чем праведников?
Торис раздраженно затряс головой, пряча взгляд от безжалостных глаз Люкаса. В конце концов он все же заговорил.
– То, что я хочу рассказать, мастер Люкас, удивит вас настолько, что, быть может, вы даже не поверите мне. Однако я готов поклясться гласом Милила, что все это – истинная правда.
– Что же за новости принес ты? – спросил Люкас, на этот раз без тени насмешки.
– Дело касается Казимира. Я знаю, что он очаровал вас точно так же, как и нас всех, вы считаетесь его другом, однако он поражен тяжким проклятьем, которое угрожает нашим жизням, – заговорил Торис и, собрав все свое мужество, посмотрел прямо в лицо барду. – Мастер
Люкас, Казимир – оборотень, вервольф. Самое страшное, что его нельзя от этого излечить – с этим проклятьем он родился. Я солгал вам, сказав, что он проспал всю ночь. Я сделал это затем, чтобы ввести в заблуждение злонамеренных недругов, буде таковые окажутся среди завсегдатаев таверны. Все было иначе. Прошлой ночью он вернулся всего на несколько мгновений и напал на меня, при чем чуть не сорвал мне голову с плеч. Одним богам известно, почему он отпустил меня, а в следующее мгновение он исчез. Он велел мне охранять Юлианну… от вас. Выражение лица Люкаса оставалось непроницаемым. В полумраке кабинета морщины на его лице казались гораздо глубже, чем при дневном свете, а глаза и вовсе утонули во мраке. Черные брови хмурились, а огонь свечи снова отразился в монокле, когда он наконец заговорил.
– Оборотень… я дал приют и кров оборотню?
– Простите мастер, что я не сказал вам раньше, – сказал Торис голосом более жалким, чем ему хотелось. – Я сам был не очень уверен в этом до того момента, когда…
Люкас вытянул вперед руку, перебив Ториса. Торис послушно замолчал и расслышал низкий гул – гомон толпы, который ворвался в крошечный кабинет вместе с ревом водопада. Прислушавшись к нему, жрец почувствовал внезапное удушье. С трудом вдохнув воздух, он уставился на огарок свечи в центре стола.
Когда бард заговорил, то был безжалостно немногословен:
– Что нам делать?
Торис удивленно посмотрел на него. Обдумывая свою речь, он был уверен, что Люкас немедленно придумает какой-нибудь выход, предложит какое-то решение. Именно поэтому он не имел ни малейшего понятия о том, что теперь делать.
– Одно безусловно ясно, – проговорил Люкас, – ему нельзя оставаться в этой гостинице, и даже в городе – в моем городе.
Торис испуганно затряс головой:
– Он ни за что не уберется отсюда по доброй воле без Юлианны. Но если мы позволим ему забрать ее, тем самым мы обрекаем ее на гибель.
– Он любит свою Юлианну, – негромко отозвался Люкас, в задумчивости проводя языком по нижней губе.
– Да, любит больше всего на свете… даже больше жизни, – с нажимом подтвердил Торис. – Но я не хочу чтобы она искушала его… нечеловеческие инстинкты.
– Если бы ее отняли у Казимира, – заключил певец, – он бы погиб. Возможно, даже попытался бы покончить с собой.
– Но наверняка судить все равно нельзя, – возразил Торис. – Он может потерять от горя рассудок и прикончить сотни и сотни людей.
Лукас серьезно посмотрел на молодого жреца.
– Итак, как же нам избавиться от него? Он не может остаться здесь, он никуда не уедет без Юлианны, а поймать его без нее мы не сможем…
Сердце в груди Ториса заколотилось болезненно и быстро, отчаянно протестуя против жестоких слов, которые сорвались с его губ:
– Я убью его.
– Как? – Люкас разглядывал взъерошенного жреца.
Под его взглядом Торис опустил глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114