Сердце в муке сгорело дотла,Когда ты на большой переменеК старшекласснику вдруг подошла.Над этим стихотворением стояли две буквы: «А. Я.». А в поэме, первое чтение которой состоялось у нас в уборной, на втором этаже, были такие слова:Умереть, умереть, умереть!Мне во прах превратиться не жалко,Чтоб уже никогда не смотреть,Как с другим ты идешь в раздевалку…Под названием поэмы тоже стояли две буквы: «Б. Ю.». Нам очень хотелось узнать, из-за кого Покойник так ужасно страдал. Мы проверили по классному журналу; девчонок с такими инициалами у нас в классе не было.— Может, из другой школы?.. — высказал кто-то предположение.Внезапно меня озарила догадка:— Нет! Они обе из нашей школы: иначе бы он не видел, как А. Я. на большой перемене подошла к старшекласснику и как Б. Ю. спустилась с другим в гардероб!— Это верно!.. Настоящий Детектив: какая сила логического мышления! — стали восторгаться ребята. Только Принц Датский сказал:— Не трогайте Покойника!.. Кто его тронет, тот будет иметь дело со мной.И хотя большая физическая сила сочеталась в нем с детской застенчивостью, все знали: Покойника он в обиду но даст. Он уважал его, потому что сам не умел писать стихов о любви.— А только это и есть истинная поэзия! — воскликнул как-то Принц Датский. — Все классики с раннего детства писали о любви. Таланты надо беречь!Это было его яркой особенностью: восторгаться другими.— Почему же ты сам сочиняешь стихи к разным датам? — спросил я Принца.— Людям приятно, когда их поздравляют… Особенно в рифму, — ответил он.— А ты пиши и о любви тоже!— Чтоб писать о ней, надо ее испытать, — ответил Принц Датский. — К Покойнику уже пришло его счастье, а ко мне еще нет.К Покойнику это счастье приходило уже в третий раз. Вообще он вел рассеянный образ жизни. Все свои последние стихотворения он посвящал какой-то В. Э. Она еще не спускалась с другим в гардероб, но Покойник все равно жить не хотел:Умереть мое сердце готово, Разорваться в груди, как снаряд, За одно твое нежное слово, За один твой доверчивый взгляд.Я набрался мужества и спросил:— Скажи: кто она… В. Э.?— Разве это не было бы чудовищно?..— Что… чудовищно?..— Разве я могу открыть ее имя?— А почему?— Тебе непонятно?Это было его яркой особенностью: отвечать на вопрос вопросом.— Но почему же? — настаивал я.— Разве мужчина имеет на это право?В его чахлой груди билось пылкое, благородное сердце!Принца с Покойником сразу приняли в литературный кружок.Попросилась в кружок и Валя Миронова.Это было белокурое существо лет двенадцати с половиной. То есть в прошлом году, когда создавался кружок, все мы были на год моложе… Но в той страшной истории, которую я хочу рассказать, это не играет существенной роли.Миронова была самым белокурым и самым старательным существом у нас в классе. Она, казалось, всегда думала об одном: как бы ей в чем-нибудь перевыполнить норму.Если учительница задавала на дом решить семь арифметических примеров, Миронова поднимала руку и спрашивала:— А восемь можно?Если другая учительница просила сдать домашнее сочинение через четыре дня, Миронова поднимала руку и спрашивала:— А через три можно?Думая о человеке, всегда мысленно представляешь его себе в самой характерной для него позе. Ну, например: Глеб Бородаев вынимает из своих растопыренных карманов бутерброд с колбасой и кормит собаку; Принц Датский, несмотря на свой огромный рост и свою силу, застенчиво протягивает листок со стихами, которые кому-то должны быть приятны; Покойник ходит по коридору с бледным лицом и мечтает погибнуть… А Миронову я всегда представляю себе с поднятой рукой: она хочет, чтобы ей разрешили перевыполнить норму. Если врач скажет: «Тебе нужно сделать десять уколов!» — Миронова, я думаю, обязательно спросит: «А можно одиннадцать?» Как только Святослав Николаевич объявил о кружке, Миронова сразу подняла руку и сказала:— Можно мне записаться?— А что ты будешь сочинять?— Что вы скажете… — ответила Миронова.Это было ее яркой особенностью: подчиняться приказам.— Поэзия, — сказал Святослав Николаевич, — это сфера чувств, там конкретность не обязательна. Проза — другое дело. В прозе каждый должен писать о том, что он лучше всего знает. А с чем ты, Миронова, сталкиваешься ежедневно? Со школой, с уроками, с домашними заданиями, со своими соседями и одноклассниками. Вот об этом и напиши. Начни, к примеру, с литературных зарисовок: «Мое утро», «Мой вечер»…Миронова подняла руку и спросила:— А можно «Мой день»? Это ведь будет и утро, и полдень, и вечер — все сразу!Она и тут хотела перевыполнить норму.— Пожалуйста, — сказал Святослав Николаевич. — Если тебя влечет такая именно тема, не возражаю. Зачем же наступать на горло собственной песне! Но только побольше конкретных деталей, подробностей. Пусть острая наблюдательность подскажет тебе все это. Принеси зарисовку дней через пять.— А можно через четыре? Или через три дня? — спросила Миронова, предварительно подняв руку. По привычке она, как на уроке, поднимала руку, даже если разговаривала с кем-нибудь в коридоре или на улице.Через три дня она принесла зарисовку «Мой день». Начинала Миронова так:Я проснулась в семь часов десять минут по местному времени. Было утро. Я умылась на кухне, потому что в ванной комнате мылся сосед. На кухне у нас стоят два стола, потому что в квартире живут две семьи: у каждой по одному столу. На кухне два окна: одно выходит лицом на улицу, а другое — лицом во двор. В семь часов тридцать минут по местному времени я съела одно яйцо всмятку, один бутерброд с сыром и выпила один стакан чая с сахаром. Так начался мой трудовой день…Святослав Николаевич похвалил Миронову:
1 2 3 4 5 6