— Много конкретных, тебе одной известных деталей!.. Миронову приняли в литературный кружок.— Ну, а над чем ты будешь работать дальше? — спросил Святослав Николаевич.— Над чем скажете…В ее груди билось послушное женское сердце!Трех человек уж приняли. Но этого было мало. И тогда Святослав Николаевич предложил вступить в кружок Наташе Кулагиной.Это было самое замечательное существо в нашем классе. И во всей школе. И во всем городе!Ростом она была такой, как надо… Да что говорить!От самого дня рождения я никогда не был ветреником. И никогда не вел рассеянный образ жизни. Наоборот, постоянство было моей яркой особенностью:Наташа нравилась мне с первого класса. Она была полна женского обаяния. На переменках девчонки липли к ней со всех сторон: каждой хотелось походить с ней по коридору под руку. Это меня устраивало: если уж не со мной, так пусть лучше с ними!Наташа часто записывала что-то в толстую общую тетрадку. Когда Святослав Николаевич пригласил ее в кружок, она сказала:— Я не сочиняю, а просто записываю мысли. Так, для себя. О фильмах, о книгах…— Это должно быть любопытно, — важно изрек Покойник. — Ты ведь и классные сочинения всегда пишешь оригинально, по-своему.— Старик Покойник нас ааметил и, в гроб сходя, благословил! — сказал я с плохо скрываемым раздражением.Мне не понравилось, что Покойник хвалил Наташу. Не хватало еще, чтоб над очередным его стихотворением появились новые буквы: «Н. К.».— О книгах, о фильмах?.. — переспросил Святослав Николаевич. — Значит, у тебя критическое направление ума! Вот и прекрасно. Нам нужны разные жанры.Поэзия и проза уже представлены. А теперь вот и критик! Будешь оценивать произведения членов кружка. Если острая наблюдательность подскажет тебе недостатки товарищей…— Но я ведь просто записываю свои мысли… Что ж, я буду высказывать их вслух?— А ты высказывай не свои, — посоветовала Миронова. — Поговори со Святославом Николаевичем, еще с кем-нибудь. Учебники почитай.Наташа словно бы не расслышала ее слов.— Нет, я не могу оценивать чужие произведения, — сказала Наташа. — С глазу на глаз могу. А так, в торжественной обстановке… Я не могу себе это позволить.— Для начала послушай, — сказал Святослав Николаевич. — А потом творческий поток захлестнет тебя, увлечет в свое русло!Она могла бы позволить себе все, что угодно, потому что ее считали самой красивой в классе. Но она не позволяла: в ее груди билось прекрасное сердце!Через десять минут я попросился в литературный кружок.— Ты тоже пробуешь силы в творчестве? — удивленно спросил Святослав Николаевич.— Я хочу писать детективные повести…— Прыгаешь через ступени?— Как это?— Нужна постепенность: сперва зарисовки, потом рассказы, а потом уже повести. Впрочем, не хочу наступать на горло твоей песне. Ты уже что-нибудь сочинил?— Предисловие… И еще кое-какие наброски.Все это я показал сперва папе, а потом Святославу Николаевичу. Тогда я еще не знал, какая страшная история вскоре произойдет, и в предисловии об этом ничего написано не было.— Твои портретные характеристики несколько однообразны, — сказал папа, — а эпитеты, думается, крикливы. Ты подражаешь высоким, но старым образцам. Так уже нынче не пишут. Это не модно.— Но ведь моды меняются, — возразил мой брат Костя. — Раньше носили длинные пиджаки, потом стали шить короткие, а теперь опять носят длинные…В пиджаках Костя разбирался — у нас дома его считали пижоном.— Да, я согласен, — сказал папа. — Мода — вещь переменчивая. И потом, первый опыт… Первый блин!Святославу Николаевичу мой первый «блин» очень понравился.— Кое-где ты продолжаешь благородные традиции рыцарских романов. В смысле стиля, конечно, — отметил он. — Могут сказать, что это несовременно…— Мода — вещь переменчивая! — воскликнул я.— Безусловно. К тому же я не хочу наступать на горло ни одной вашей песне!Острая наблюдательность тебе многое подсказала. И еще подскажет! Так что…Теперь в кружке уже…— Пять человек! — быстро подняв руку, сказала Миронова.Это было ее яркой особенностью: она любила подсказывать учителям.— Нет, в кружке будет шесть членов, — поправил ее Святослав Николаевич. — Пять обыкновенных и один почетный: внук Бородаева!Радость озарила усталые глаза Святослава Николаевича и его бледное, не всегда гладко выбритое лицо. Он не знал, к каким ужасным событиям это все приведет!..И у меня на душе не было даже легкой тени тревоги. Даже смутное предчувствие чего-либо плохого не посетило, не коснулось меня в ту минуту.Я радовался, как ребенок, что буду в одном кружке с Наташей Кулагиной! Я ликовал, как дитя!.. ГЛАВА II,в которой мы неумолимо приближаемся к страшной истории, хотя этого можно и не заметить. О, какие легкомысленные, поспешные выводы мы порой делаем!Я всегда думал, что почетный участник чего-либо — это такой участник, который в отличие от обыкновенных участников может абсолютно ни в чем не участвовать. Но это было жестокое заблуждение.Именно Глебу поручили организовать у нас в классе «Уголок Бородаева».— Мне как-то… Самому-то… Это вроде не очень… — не договаривая фраз, отказывался Глеб.— Заблуждение! — воскликнул Святослав Николаевич. — Неверное понимание…Дети и внуки выдающихся личностей всегда пишут мемуары, воспоминания, открывают и закрывают выставки. Одним словом, чтут память. Кому же и чтить, как не им?Острая наблюдательность подсказала мне, что Глеб писать мемуары не собирался и вообще ему было как-то не по себе. Но он все же принес фотографию, на которой его дедушка был изображен в полный рост.Это был мужчина лет шестидесяти или семидесяти. Острая наблюдательность давно подсказала мне, что в молодости люди меняются каждый год, а у старых людей трудно определить возраст.
1 2 3 4 5 6