Один по воскресеньям сочинял музыку, а другой между делом великолепно рисовал. Для них это тоже было как бы самодеятельностью!
Отец говорит тихо. Он считает себя не вправе повышать голос. От этого слова его кажутся очень продуманными и убедительными. Когда человек кричит, я всегда думаю, что голос неточно передает его мысли и чувства: наверное, мешает волнение.
О маминых талантах отец говорит почти шепотом, будто раскрывает какую-то священную тайну.
Мама действительно, как я уже говорил, и своей бухгалтерией руководит, и поет, и сочиняет стихи... Она умеет чинить телефон и дверной замок, если они ломаются.
Есть у мамы еще одна удивительная особенность. Она помнит имена, отчества и фамилии всех сослуживцев, с которыми когда-либо работала, всех наших дальних и близких родственников. Она помнит все важные даты в жизни этих людей: когда родились, когда поженились... Эти даты записаны у мамы в особом блокноте, в который она почти никогда не заглядывает.
-- Уникальная память! -- тихо восхищается папа.
И всех этих людей мама поздравляет с разными торжествами. Перед Новым годом, к примеру, мама до глубокой ночи просиживает над горой поздравительных открыток. Ей отвечают. Правда, не все... Но и тем, кто не отвечает, мама продолжает писать.
-- Не подумай только, что это бухгалтерская дотошность, -- объяснил мне отец. -- Они живут в ее сердце... А не просто в памяти. Понимаешь?
У папы есть другая особенность: он любит восторгаться людьми. А в некоторых просто влюбляется.
На строительстве металлургического завода папа влюбился в Лукьянова. Это -- заместитель начальника стройки.
-- Одаренная натура. Творческая личность! -- говорил отец.
У отца тоже есть прозвище: "Тайный советник". Его придумала мама. И только она его так называет.
С отцом и правда часто советуются -- главным образом одаренные личности и творческие натуры.
Лукьянов же советовался то с отцом, то с мамой.
-- Ты заметил: он здоровается только с тем, кто ему на этот раз нужен? -- спросила как-то у отца мама.
Так как я не был нужен Лукьянову никогда, он со мной вообще не здоровался.
-- Представь себе масштаб его забот! -- тихо воскликнул отец. -- Просто нет времени на лишнее слово, на лишнюю фразу.
-- Он хоть раз спросил, как ты себя чувствуешь? Лично моим здоровьем он не интересовался ни разу.
-- У него нет времени на этикет. Но если бы мы заболели, он бы помог. Не сомневаюсь.
-- А почему он не приходит к нам в гости? -- спросил я. Мне было интересно посмотреть на Лукьянова.
-- В наш век телефон все чаще заменяет живое человеческое общение, --объяснила мне мама.
-- В сутках всего двадцать четыре часа... И в этом Лукьянов не виноват, -- возразил отец.
-- Нет времени? -- задумчиво произнесла мама. -- Это правда... На нем держится стройка!
-- Ну, почему же? -- не согласился отец. -- У нас много одаренных людей. -- Он назвал несколько имен и фамилий. И, обратившись к маме, добавил. -- А ты сама? Ни одно правительство не может обойтись без министра финансов!
Мама как будто не услышала последней фразы.
-- Лукьянов -- голова! -- сказала она. -- На лету схватывает.
-- При этом он советуется, звонит... И всегда смотрит вперед! --согласился отец.
Действительно, разговаривая по телефону с Лукьяновым, папа и мама то и дело повторяли.
-- Вы правы: это -- пройденный этап. Надо смотреть в будущее!
Лукьянов даже приснился мне однажды с подзорной трубой в руках: он разглядывал, что делается... там, впереди.
Я не влюбляюсь в людей так часто, как папа. Но одного человека я любил уже больше трех лет. Это был дирижер нашего хора Виктор Макарович.
Взрослые люди утверждают, что трудно объяснить, за что именно любишь человека. Но я бы, мне кажется, мог объяснить...
Во-первых, он раньше всех заметил, что у меня открытое и приятное лицо. Во-вторых, он умел показывать фокусы, играть не только в чехарду, но вообще во все игры. И обязательно побеждал!
Директора Дома культуры, которого мы прозвали Дирдомом, он обыгрывал на бильярде. Дирдом очень нервничал и объяснял свои поражения тем, что на нем "вся культура".
"Если бы Лукьянов проиграл Виктору Макаровичу, -- подумал я, -- он бы, наверное, сказал, что "на нем вся стройка". Неплохо устроились!."
Я продул Виктору Макаровичу несколько партий в настольный теннис. После чего мне сообщили, что в обыкновенный теннис он играет гораздо лучше, чем в настольный...
Когда Виктор Макарович обыграл в шахматы девочку из младшей группы нашего хора, я услышал, как Маргарита Васильевна сказала:
-- Ну, ей-то вы могли бы и проиграть!
-- Зачем унижать ее? -- ответил Виктор Макарович. И, испугавшись, что Маргарита Васильевна обидится, стал объяснять. -- Вы же сами говорите, что детей следует уважать... И нельзя обманывать!
С маленькими участниками нашего хора он любил играть в прятки. И они никогда не могли его отыскать.
-- У меня и фамилия-то для игр подходящая: Караваев! -- говорил он. --Каравай, каравай! Кого хочешь, выбирай.
Только одну игру Виктор Макарович отверг прямо у меня на глазах. Он не захотел играть в поддавки.
-- Это какая-то антиигра! -- сказал он. -- Победа состоит в поражении... Стремиться к тому, чтобы тебя уничтожили? Не понимаю.
У него на многое были свои особые взгляды. Вот, например, ему не нравилось слово "конферансье". Слово "ведущий" казалось ему нескромным. И он прозвал меня "объявлялой".
"Объявляла" -- так меня все и звали.
-- Ты как бы разведчик, -- объяснил мне Виктор Макарович. -- Первый начинаешь общение с залом. Твой голос звучит еще до того, как я взмахну рукой, до того, как зазвучит музыка. Ты должен зарядить людей вниманием, интересом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16