Он услышал позади себя голос сержанта. Это происходило уже позже, но Прентис все еще был на посту, хотя работу закончил. Все остальные уже ушли, а ему хотелось что-то делать, и, кроме того, тот человек еще работал рядом, а он решил понаблюдать за ним. Прентис еще раз почистил бока лошади, посмотрел туда, где тот человек выстраивал пикет, положил щетку и обернулся.
— Ага, отдал. Несмотря ни на что.
Сержант пожал плечами.
— Я же тебя предупреждал. Он странный тип. Делает свое дело, держится особняком, никого к себе не подпускает. — Он на миг задумался. — Я еще не встречал никого, кто считал бы себя его другом, кроме разве что майора, да и он, я думаю, не считает это настоящей дружбой. Они просто работают вместе с тех пор, как оба служили на Филиппинах.
— На Филиппинах? — Представление о влажном воздухе, дождях и джунглях показалось ему столь неожиданным, что он даже переспросил.
— Ну да. Как я слышал, он участвовал во всех войнах, начиная с гражданской.
— Что-о? — Прентис не поверил своим ушам. — Сколько же ему лет?
— Лет шестьдесят пять, — сказал сержант и снова передернул плечами. — Я как-то подсчитал. Когда ему было тринадцать или четырнадцать, он стал кавалеристом, потом разведчиком во время войны с индейцами. Потом воевал на Кубе, на Филиппинах, как я говорил, а теперь здесь. Тут никто лучше его не знает своего дела. У Нас наступает горячее время, ничего не стоит попасть под пули, так что держись его. Поступай всегда так, как он. Он все делает правильно. — Они стояли и смотрели на него.
— Вообще-то грустно, — сказал сержант.
— Что грустно?
— Ну, ему ж шестьдесят пять, это его последняя война. В армию его больше не возьмут, особенно в германскую заваруху. Не важно, что он еще хоть куда, они не могут рисковать — вдруг он начнет ошибаться. Он профессионал, тянут сколько можно, но скоро ему будет некуда деваться. Вот это и грустно. Через десять лет я сам буду в таком положении.
Прентис взглянул на него, потом снова посмотрел вдаль. Солнце уже почти зашло, окрасив странным красновато-коричневым цветом человека, стоявшего на повозке и выливавшего воду из бочек в углубление за оградой кораля.
Глава 20
Старик смотрел на лошадей. Они пили воду, нагнув головы. Одна лошадь все время пыталась отпихнуть другую, пока та не укусила ее. Старик засмеялся.
Повернувшись, он увидел, что к нему подходит майор; старик свесил ноги с повозки и спрыгнул на землю. Левая нога чуть подогнулась, и он еле устоял. Майор, казалось, ничего не заметил.
— Ну как, совсем плохо, Майлз?
Старик сначала подумал, что он говорит о ноге, но тут же понял, в чем дело. Он вздохнул и покачал головой.
— Хуже некуда. У всех лошадей корабельная лихорадка. Кровавый понос. Их бы нужно недели две откармливать лучшим овсом. А у нас нет ни овса, ни повозок, чтобы его привезти, даже воду возить не на чем. Если там, куда мы отправимся, у нас не будет ничего, кроме алкалиновой воды и пустынной травы, которую лошадь может есть целый год и не прибавлять в весе, можно не беспокоиться о мясе для личного состава, оно перед тобой.
— Конечно, Майлз, — сказал майор, улыбаясь. — Но сумеем ли мы дойти туда и вернуться обратно?
— Нам же приказано, верно? Конечно, сумеем. Теперь улыбались оба. Майор вытащил две сигары.
Глава 21
Стоя в конюшне, Прентис смотрел на них. В лучах заходящего солнца майор дает прикурить Календару, прикуривает сам, вдвоем они идут в столовую, разговаривают, улыбаются, попыхивают сигарами. Он смотрел, пока они не дошли до столовой и не завернули за угол, скрывшись из вида.
Глава 22


Согласно плану, в Мексику должны были выступить три колонны: одна из Эль-Пасо к востоку, другая по центру из Колумбуса, третья — с ранчо, владельцем которого был некий Калберсон, близ западной границы Аризоны. Они должны были составить треугольник и загнать налетчиков в середину, где колонна, выступающая из Колумбуса, могла бы захватить их.
Поход из Эль-Пасо зависел от возможности использования мексиканских железных дорог, но мексиканское правительство не дало на это разрешения, так что восточный марш был отменен, а две оставшиеся колонны двигались по отдельности, к чему вынуждала не столько тактика, сколько создавшаяся ситуация. Обе армии были многочисленны, и казалось, чем объединять, легче заставить действовать их по отдельности, чтобы потом они сошлись под углом.
Сержант ошибся. Они не вышли на рассвете, как он сказал. Лагерь был так велик, что колонна не могла выстроиться почти до полудня. Стоя со своей ротой на дороге возле лагеря, Прентис ждал, пока заведут грузовики и закончат нагружать повозки. Он натягивал поводья и думал о своем коне, что он не лучше и не хуже других. Хотя помесь аравийца с квартероном сочетает в себе лучшие качества обоих — скорость и выносливость; конь был гнедой, с белой полосой на морде, достаточно маленький, чтобы на него было легко взобраться, и все же довольно-таки большой, чтобы нести его и тридцатифунтовую сбрую. Восьмилетка, решил Прентис, судя по тому, что зубы уже немного стерлись. Ему дали этого коня только вчера, и он всего дважды проехался на нем. Но под седлом конь шел хорошо, отзывался на команды, а если он бросался в сторону от машин и. ему требовалась дополнительная узда, то ведь и другие ведут себя также. Хотя правый глаз у коня видел немного лучше, чем левый, Прентис вскоре привыкнет к этому. Если он будет постоянно ухаживать за лошадью и проявлять к ней внимание, то скоро узнает ее характер и повадки во всех подробностях не хуже, чем своих прежних лошадей.
Лошадь вздрагивала, когда заводились машины. Кавалеристы съезжались на дорогу, поднимая пыль, которая садилась на Прентиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62