— Я должен… — Сэвэдж схватил его за грудки и рывком подтянул наверх, — убить тебя.
— Гири, — пробормотал Хэйли сквозь распухшие губы и сломанные зубы. — Ты дал…
— Слово, — сказал Таро и встал. — Как и я. Официальная услуга. Вечный долг, — Таро высвободил нож из руки Сэвэджа. — Надо повиноваться. Иначе ты сгинешь. Как человек без чести.
Содрогаясь от охватившего его безумия, шмыгая носом, Сэвэдж опустил руку.
— Что-то должно оставаться нерушимым. Убирайся! Прежде чем я не передумал! Из-за тебя умер мой друг, ты…!
Хэйли вскочил, зажимая руками разбитое лицо, рывком откатил перегородку, исчез… лишь шаги затихли вдали…
— Ты поступил правильно, — сказал Таро.
— Тогда почему я так плохо себя чувствую?
— Потому что он может за тобой вернуться.
— Пусть себе, — фыркнул Сэвэдж. — Я круче.
— Для гайдзина ты благороден.
— Но вы? — Сэвэдж повернулся. — Наше дело еще не закончено. Отказываюсь верить в то, что вы не знали…
— Что Акира работал на японскую разведку? — старик кивнул. — И правильно делаешь.
— И вы знали, что намеревается делать Шираи! Знали, что мы с Аккрой должны были умереть! — Ради Японии.
— Гири, — сказал Сэвэдж. — Благодарите бога за гири. Я ведь обещал действительно серьезно. Что если вы позволите уйти этому ублюдку, я буду вашим вечным должником. Иначе…
— Попытался бы меня убить?
Таро усмехнулся.
— Точно. — Заряженный вселенской злобой, Сэвэдж преодолел слабость, нажал на парализующий нерв на шее Таро и приставил острие ножа к яремной вене. — Ваша беда в самоуверенности. Ведь даже гайдзин может быть…
— Достойным противником. Примите мое уважение, Сэвэдж-сан.
— И слово, что не последует ответной вражды? Гири?
— Да, — лицо Таро еще более сморщилось. — Гири. Дружба. Верность. Обязательство. Что еще остается? Во что еще можно верить?
— В любовь, — Сэвэдж опустил нож. — Что вы сделали с телом Акиры?
— Оно было сожжено. Урна с пеплом стоит в моей комнате. Но японская разведка не узнает о его смерти. Расследование было бы самоубийством. Для всех нас.
— Можно мне ее забрать? — спросил Сэвэдж.
— Урну с пеплом?
— Если погребение должно остаться тайным, мы с Эко знаем, что делать.
Таро долго смотрел на Сэвэджа. А затем поклонился.

Праздник мертвеца
Еще до того, как Акира привез Сэвэджа с Рэйчел в Японию, он объяснил им тонкости поведения богами рожденного народа. В том числе упомянул и о летнем ритуале, известном как Пиршество Фонарей, или Праздник Мертвых. В течение трех дней курятся благовония, произносятся молитвы, готовится погребальная пища, в общем, японцы повинуются синтоистским обрядам почитания умерших. Несмотря на то, что стояла осень, а не лето, Сэвэдж подчинился правилам. Ему казалось, что Акира не будет против. После трех дней безупречных поклонений они с Рэйчел сидели, обнявшись, в саду за домом Акиры.
Их окружала ночь.
Но на лицах отражалось сияние.
Потому что Сэвэдж поставил фонарь рядом с прудом. Весь день он вычерпывал воду, спуская из пруда, зараженную кровью убийцы.
Затем наполнил водоем заново, и снова осушил его.
И снова наполнил.
И снова осушил.
Опять почистил его, намереваясь изгнать из него даже воспоминание о нечистотах.
Наконец Сэвэдж решил, что больше ритуалу ничего не помешает, зажег спичку и от нее фонарь.
— Боже, как жаль, что его нет в живых, — сказал Сэвэдж. Языки пламени отражались на его лице.
— Да, — сказала Рэйчел. — Мне тоже.
— У него были такие печальные глаза.
— Потому что он был человеком из другого времени.
— “Черные корабли” коммодора Перри. Акира был самураем. Он принадлежал времени, когда самураи не принадлежали к когорте бандитов, а Америка испортила народ Акиры. Ты знаешь, — он повернулся и поцеловал ее, — перед смертью он назвал меня…
Сэвэдж сглотнул спазм. И чуть не подавился подступившими к глазам слезами.
— Назвал меня… о Господи…
Рэйчел обняла его.
— Говори.
— Своим другом.
— Так он и был твоим другом.
— Понимаешь ли ты, каких усилий, какого самопожертвования потребовали от него эти слова? Всю свою жизнь он ненавидел американцев. Из-за Хиросимы. Нагасаки. “Черных кораблей”. Залива Иокогамы. Акира жил в другом веке. В том, когда Япония была еще чистой.
— Она была чистой всегда, — сказала Рэйчел. — И всегда останется чистой. Потому что, если Акира… если он, обычный гражданин этой страны… тогда — это великая нация. Потому что он понимал, что такое честь.
— Но он мертв.
— Потому что понимал.
Сэвэдж поцеловал ее, и пламя лампы взметнулось вверх.
— Я все думаю…
— О чем?
— Об Америке. Нашей гражданской войне. Перед войной мы сделали из Юга легенду. Великолепные дворцы. Благородство.
— Но были и рабы, — сказала Рэйчел.
— Я именно об этом, — кивнул Сэвэдж. — Миф. Иногда легенда затмевает правду, скрывает безобразие, и становится реальностью.
— Типа дезинформации?
— Или памяти. Но память — это ложь. И я это понял. Настоящее — вот что имеет значение. И надежда.
Фонарь разгорелся сильнее.
— Не любовь? И не будущее? — спросила Рэйчел.
— Разве надежда состоит не в этом?
— А прошлое?
— Акира, наверное, ненавидел прошлое. Токугавский Сегунат. То, что я о нем узнал, убедило меня в том, что Токугава был фашистом. Жесткая система контроля. Сегун приказал даймио, тот — самураю… Акира страстно желал изменить настоящее.
— А чего желаешь ты?
— Тебя.
Пламя в фонаре достигло высшей точки и стало уменьшаться.
— В Греции, после того, как мы тебя спасли, я спросил Акиру о том, сможем ли мы стать друзьями… Но он отказался от моего предложения.
— Из-за прошлого. Ведь он был закодирован.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165