Когда я окончил, она, не подымая глаз, тихо спросила:
- Кто он?
Я промолчал.
- «Поэт»?
Я кивнул головой.
Она откинулась на спинку кресла - и вдруг, как Дора 4 февраля, неожиданно зарыдала. Она мало знала Каляева и мало встречалась с ним, но и эти короткие встречи дали ей возможность в полной мере оценить его.
В Леонтьевой было много той сосредоточенной силы воли, которою была так богата Бриллиант. Обе они были одного и того же, «монашеского» типа. Но Дора Бриллиант была печальнее и мрачнее; она не знала радости в жизни, смерть казалась ей заслуженной и долгожданной наградой.
Леонтьева была моложе, радостнее и светлее. Она участвовала в терроре с тем чувством, которое жило в Сазонове, - с радостным сознанием большой и светлой жертвы. Я убежден, что, если бы ее судьба сложилась иначе, из нее выработалась бы одна их тех редких женщин, имена которых остаются в истории как символ активной женственной силы.
Мы высоко ценили Леонтьеву, но, не вида ее, не могли знать, насколько она оправилась от своей болезни. Посоветовавшись с Азефом, я написал ей письмо, в котором просил се пожить за границей, отдохнуть и поправиться. По поводу этого письма произошло печальное недоразумение. Леонтьева поняла мое письмо как отказ ей в работе, т.е. приписала мне то, что я не только не думал, но и думать не мог. Леонтьева была всегда в моих глазах близким товарищем, и для меня был вопрос только в одном: достаточно ли она отдохнула после болезни.
Поняв мое письмо как отказ боевой организации, она примкнула к партии социалистов-максималистов. В августе 1906 года в Швейцарии, в Интерлакене, во время завтрака она выстрелила в старика, сидевшего за соседним столом.
Она стреляла в уверенности, что перед нею бывший министр внутренних дел П.Н.Дурново. Произошла ошибка: старик оказался не Дурново, а французом по фамилии Мюллер.
Покушение это не было личным делом Леонтьевой. Оно было организовано максималистами, и ответственность за печальную ошибку не может ложиться на нее целиком.
А в марте 1907 года Леонтьеву судили в Туне швейцарским судом и приговорили к четырем годам Тюремного заключения».
МАКСИМИЛИАН ШВЕЙЦЕР
Швейцер под фамилией Артура Генри Мюр Мак-Куллоха погиб в ночь на 26 февраля 1905 года в гостинице «Бристоль» в Петербурге такой же смертью, какой умер Покотилов 31 марта 1904 года в Северной гостинице. Он заряжал бомбы для покушения на великого князя Владимира Александровича.
Официальный документ так описывает смерть Швейцера: «В ночь на 26 февраля в С.-Петербурге, в меблированных комнатах „Бристоль“, помещающихся в доме номер 39-12, на углу Морской и Вознесенского проспекта, произошел приблизительно часа в 4 утра взрыв в комнате номер 27. Силой взрыва в означенном доме, по фасаду, обращенному к Иса-акиевскому скверу, во всех четырех этажах выбиты стекла в 36 окнах. Прилегающая часть Вознесенского проспекта (панель и часть мостовой) в беспорядке завалена досками, кусками мебели разными вещами, выброшенными силой взрыва из разрушенных помещений. Часть этих вещей перекинуло через всю ширину проспекта (37 шагов) в Исаакиевский собор, в котором на протяжении 16 шагов повалило даже чугунную решетку в трех пролетах.
Взрывом произведено более или менее значительное разрушение в прилегающих к комнате 27 номерах 25, 26 и 24-ом, в коридоре, соединяющем эти номера, а также в прилегающем к 27-ому ресторане Мишель. Заметное разрушение произвел взрыв в меблированных комнатах в третьем этаже, расположенных над комнатой номер 27, а также в комнатах, расположенных в первом этаже.
Номер 27 носил следы полного разрушения, состоял он из комнаты в 6 аршин 5 вершков вышины, с двумя окнами и дверью в коридор. Стены в этой комнате оказались частью разрушенными, частью выпученными наружу.
Штукатурка потолка и карнизов растрескалась и местами обвалилась. 13 окнах все стекла и рамы выбиты и разрушены. Подоконник и часть рамы окна, ближайшего к ресторану Мишеля, обуглены, как равно и обои в этом месте.
В амбразуре второго окна, на штукатурке откосов и в остатках рамы имеются выбоины, а откос окна забрызган кровью.
Печка частью разрушена; Пол комнаты сплошь покрыт обломками деревянной перегородки, отделявшей соседний номер, штукатурки и мебели.
Металлическая кровать с двумя матрацами, стоявшая у капитальной стены, отделявшей ресгоран Мишель, в беспорядке и засыпана штукатуркой, на ней в скомканном виде лежали две подушки, две простыни, два байковых одеяла, номер газеты «Neue Freie Presse» от 24 февраля и книги на французском языке. У капитальной стены, прилегающей к световому дворику, стояли комод и шкаф, от которых после взрыва остались только обломки задних стен.
У капитальной стены, выходящей на Вознесенский проспект, стояли: письменный стол, трюмо и этажерка, но от этих вещей не осталось даже следа. У капитальной стены, в том месте, где находились комод и шкаф, на груде обломков досок и мебели, в расстоянии одного аршина от стены, лежал обезображенный труп мужчины.
Голова его, обращенная к окнам, откинута назад, так что открыта шея, лицо обращено прямо к окнам. Туловище лежит спиной книзу. Грудная полость совершенно открыта спереди, в правой ее половине ничего нет. Позвоночник в грудной и отчасти в брюшной полости открыт. Из левой половины грудной полоста видны оба легкие. В связи с головой сохранились части плечевого пояса с прилегающими мышцами, а также руки без кистей и части предплечья.
Брюшная полость совершенно разорвана; сердце было не найдено среди обломков мышц в области левого плечевого сустава.
Правая нога с частью таза лежит паралелльно туловищу, на ней имеются остатки нижнего белья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169