..» Распахнутыми глазами Дженнингс следил за агонией Лорис, которая спасала Питера от мучений. «Чувство, что ваш мозг глодают гадкие голодные крысы, что глаза ваши расплавились и сейчас потекут по щекам...» Ноги Лорис снова дернулись, она выгнула спину и несколько раз вздрогнула. Ее плечи ходили ходуном.Ее ноги стучали по полу от резкой дрожи, пока не замерли безвольно. Ее бедра сжимались, грудь дрожала, дыхание было тяжелым и жутким.— Питер!Испуганный голос Патриции заставил Дженнингса обернуться. Питер блестящими глазами смотрел на Лорис. Он опустился па колени, потом — на четвереньки; в его фигуре не было ничего человеческого. Он пополз к Лорис. Дженнингс схватил его за плечи, но с Питером теперь было не так-то легко справиться. Он продолжал тянуться к негритянке.— Питер!Ланг старался оттолкнуть доктора в сторону, но Дженнингс вцепился в него изо всех сил.— Питер, ради бога!Горячее дыхание Ланга обожгло щеку доктора. Дженнингс отчаянно схватил Питера за волосы и так крутанул его голову, что лицо молодого человека скривилось от боли.— Не сходи с ума, ты же человек! — крикнул Дженнингс — Ты же человек!Питер мигнул. Потом он уставился на доктора глазами только что народившегося на свет младенца. Дженнингс отпустил его волосы и быстро оттащил Ланга в сторону.Лорис неподвижно лежала на спине, ее черные глаза глядели в потолок. Со вздохом Дженнингс наклонился над ней и взял ее за руку. Он не услышал пульса. Он снова заглянул в глаза девушки. Они были остекленевшими, точно у трупа. Доктор в ужасе и отчаянии смотрел на нее. Внезапно веки Лорис опустились, и она глубоко и прерывисто вздохнула. Все ее тело вздрогнуло. Дженнингс замер, раскрыв рот. «Нет, это невозможно, она не может...»— Лорис! — закричал он, не помня себя. Негритянка открыла глаза и посмотрела на него.Через несколько мгновении губы се вздрогнули, и она едва слышно прошептала:— Ну, вот и все, — и попыталась улыбнуться. * * * Машина ехала по Седьмой авеню, шины шуршали по мокрому асфальту. Рядом с Дженнингсом па сиденье полулежала доктор Хауэлл — неподвижная, слабая, измученная. Пристыженная, полная раскаяния Пэт вымыла и одела ее, а после Дженнингс помог негритянке спуститься к его машине. Перед тем как они вышли из квартиры, Питер попытался сказать Лорис что-то благодарное, но так и не нашел слов, — просто поцеловал ей руку и в молчании вышел из комнаты.Дженнингс взглянул на Лорис.— Знаете что, если бы я не увидел этого сам своими глазами, то ни за что бы не поверил! Я и сейчас не уверен, было ли все это на самом деле!— Что ж теперь поделаешь, вам придется верить, — сказала она.Дженнингс молча вел машину, пока не отважился через некоторое время снова заговорить. — Доктор Хауэлл?— Да?— Это было очень опасно, почему вы отважились на это?— Если бы я не отважилась, ваш будущий зять к ночи бы умер. Вы просто не знаете, как на самом деле он был близок к смерти.— Спасибо вам, — сказал Дженнингс, — но я имел в виду другое: вы взяли себе его боль, а это ведь очень опасно!— По-другому нельзя, — сказала Лорис, — мистер Ланг сам не смог бы избавиться от боли, только я могла избавить его. Это очень простой закон. Другой способ мог бы оказаться еще более опасным.— Так выходит, это что-то вроде ящика Пандоры?— Да, вроде этого, — ответила Лорис — Я очень боялась, но помочь по-другому было невозможно.— Вы предупреждали Патрицию о том, что должно было случиться?— Нет, — отозвалась Лорис. — Я не сказала ей всего. Я немного предостерегла ее, предупредила, чтобы она ничего не боялась, но всего не сказала. Она бы могла испугаться и отказаться от моей помощи, и тогда ее жених не дожил бы до утра.— А в том пузырьке был афродизиак, верно?— Да, — ответила Лорис, — мне было необходимо забыть себя. Если бы я этого не сделала, внутренние запреты помешали бы мне выполнить все необходимое.— А что произошло с Питером? — спросил Дженнингс.— Вы имеете в виду его внезапное стремление ко мне? — спросила Лорис. — Ну, это было минутным помрачением. Боль покинула его внезапно, но сознание вернулось еще не вполне, он был слегка не в себе. Меня желало животное, а не человек. Вы и сами это заметили, потому и приказали ему вспомнить о том, что он человек. Тогда он пришел в себя.— Да, но в человеке есть это животное, — мрачно сказал Дженнингс.— Да, в человеке всегда живет зверь, которого надо укрощать, — сказала доктор Хауэлл. — Страшно, что люди иногда забывают о том, что они люди.Минуту спустя Дженнингс припарковал машину возле дома, в котором жила доктор Хауэлл. Ему хотелось еще поговорить с ней.— Я думаю о том, от чего вам сегодня пришлось избавить Питера и избавиться самой.— Думаю, что мы избавились от этого навсегда, — сказала Лорис. — Не за себя... — Она мило улыбнулась, — не за себя я молюсь, а за мой... — продекламировала она. — Вам знакомы эти строки?— Боюсь, что нет.Он послушал, как Лорис прочла ему все четверостишие. Потом, заметив, что он тоже собирается выходить из машины, она удержала его и сказала:— Пожалуйста, не нужно! Я уже прекрасно себя чувствую.Распахнув дверцу, девушка вышла на улицу. Они посмотрели друг на друга. Затем Дженнингс высунулся из машины, пожал ей руку и сказал:— Доброй ночи, моя дорогая.Лорис Хауэлл снова улыбнулась:— Доброй ночи, доктор.Она закрыла дверцу и повернулась, чтобы уйти. Дженнингс смотрел, как она идет по дорожке к своему многоквартирному дому. Потом он завел машину, развернулся и поехал на Седьмую авеню. Весь свой путь он вспоминал стихи Кунти Куллен, которые прочитала ему Лорис: Не за себя я молюсь, а за мой черный народ, за его вину, за всех, кто из мест, покрытых тьмой, руки к причастию протянул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9