Роста в нем было, видимо, около двух метров, его длинная рыжая борода достигала пояса. Кроме того, у него был зычный, как у китобоя, бас.
Он переступил через порог, бросил быстрый взгляд на мою руку, которой я в знак приличия оттолкнул карандаш, и рассмеялся низким, глухим смехом.
– Терпеть не можете, а?
Сначала я подумал, что он слабоват в языке.
– Пардон?
– Меня тоже прямо выворачивает, когда кто-то мешает работать. Так и вздул бы наглеца. Даже если это мой начальник. Кстати, меня зовут Хальворссон.
Я сконфуженно протянул ему руку.
– Петер Силади.
– Не бойтесь, много времени я у вас не отниму. Но мне крайне нужна ваша помощь. Говорят, что если вообще кто-нибудь может мне помочь, так это только вы. Поэтому-то я вынужден потревожить вас. Даже рискуя тем, что вы вздуете меня!
Этот парень начинал мне нравиться.
– Если я правильно понял, мистер Хальворссон, вы исследователь фольклора?
– Вы правильно поняли. Вы ничего обо мне не слышали?
Я старался быть с ним вежливым, хотя бы из-за его преимущества в росте.
– Простите, но я редко занимаюсь фольклором.
– И не интересуетесь им?
– Ну.., как вам сказать? Лишь настолько, насколько это позволяет мое время.
– Словом, нисколько?
– Ну это уж слишком! Когда мне в руки попадает статья, я с интересом ее просматриваю. Ведь сказки о детстве живут в нас!
Я заметил, что его глаза начинают ясно блестеть. Еще разрыдается тут передо мной этот мягкосердечный гигант!
– Истинно так, как вы говорите, – сказал он дрогнувшим голосом. – Для нас, северян, чудесный мир сказок особенно притягателен. Знаете, северные леса, сверкающий снег, звенящие подснежники и под каждым колокольчиком – фея. Ну разве не чудесно?
Я поостерегся сказать что-либо, чтобы из его глаз не закапали слезы.
Неожиданно быстро он взял себя в руки и усмехнулся.
– Когда заходит речь о сказках, не могу не расчувствоваться. Я – сентиментальное животное… И люблю свою профессию. В этом все дело!
Тем временем принесли кофе, и мы молча попивали его. При этом я надеялся, что аромат кофе изгонит отсюда фей, которые нежатся под колокольчиками.
Мой гость казался мне симпатичным, милым сумасбродом, только я все еще не мог взять в толк, какого лешего ему от меня нужно.
Но вот он отставил свою чашку и обратился ко мне.
– Итак, давайте вернемся к делу! Как я уже сказал, я занимаюсь типологией сказок. Вы знаете, что это такое?
Он этого еще не говорил, но теперь я принял его слова к сведению. Что же касается типологии, то у меня было об этом весьма смутное представление.
– В общих чертах.
Он словно не услышал моего ответа. Глаза его затуманились, он невозмутимо продолжал:
– На основе определенного сходства мы делим сказки на типы. Вы, конечно, знаете сказки о животных?
– Естественно.
– Ну и знаете, что среди таких сказок тоже есть много разных. Это сказки о диких животных, домашних животных, о лисе, о волке и т. д. Среди них мы, в свою очередь, тоже можем выделить определенные типы, как, например, тот, в котором лиса заманивает свои жертвы в яму. Может быть, вам знаком этот тип?
– Что-то смутно припоминаю…
– Но я не за этим приехал. Я все это для того говорю, чтобы вы знали, что я в здравом уме. Недавно мне вручили памятную медаль Андерсена.
– О, поздравляю! Это просто замечательно. Я не имел ни малейшего понятия, с чем ее едят, эту памятную медаль Андерсена.
– В последнее время я начал заниматься арабскими сказками. Скажем так: последние пять лет.
– Вот как?
– А до этого работал над типологизацией кое-каких материалов из Месопотамии. И нашел несколько интересных вещей, которые, как я думаю, будет не лишним обсудить с египтологом. Ну вот, ради этого я здесь.
Я перевел дух. Наконец что-то конкретное и ощутимое.
– О каком материале идет речь?
– Секундочку! Вы знаете египетские сказки?
– Не особенно, – сказал я и покачал головой. – До нас они почти не дошли. Конечно, это касается сказок египетского царства.
– Как вы думаете, почему?
– Честно говоря, я как-то не задумывался над этим. Хотя… я полагаю, из-за природы этих сказок. Сказка – типичный фольклорный жанр. Она распространяется как устное предание… нигде в мире их не записывают регулярно.
– А если все-таки записывают?
– Это, по-видимому, возможно только как результат сознательного собирания. В Египте, во всяком случае, сказки не записывали иероглифами на стенах усыпальниц. Даже мифы не часто. В общем и целом в египетской культуре отсутствует миф, героический эпос и сказки. Конечно, есть кое-какие отрывки, более крупные произведения, отрывки из так называемых поучений, в которых встречаются ссылки и на сказки, ведь невозможно, чтобы у них не было сказок. Но, во всяком случае, они не дошли до нас.
– Хорошо, – сказал он спокойно, – пойдем дальше. Позвольте небольшое отступление…
– Я слушаю.
– Мне придется немного углубиться в прошлое. А именно, в прошлое Египта. Прямо в эпоху Нового царства…
При этих словах я встрепенулся. Меня начинало интересовать это дело, как всегда интересует все, что связано с историей Египта.
– Вам, конечно же, лучше, чем мне, известно, что в 1339 году до новой эры умер фараон Тутанхамон, в усыпальницу которого, к счастью, положили множество всего, что вы, слава богу, и обнаружили. Все знают также, что после смерти Тутанхамона наступили тяжелые времена. Поскольку у фараона не было наследника, который мог бы занять трон, корона на основе обычного права перешла к его жене. Так это было?
– Ну… по сути, так. Но ситуация все же была значительно сложнее…
– Вы имеете в виду, была ли естественной смерть Тутанхамона?
– Хотя бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136