Не ревнует ли уж папа Малькольм из-за нашего открытия? Но с какой стати, если экспедиция организована от его имени? Нам было совершенно непонятно его поведение, и я мог объяснить это не иначе, как неожиданно проявившим себя старческим маразмом.
Мы переглянулись, пытаясь найти ответ в глазах друг друга. Наконец Осима нарушил молчание:
– Хорошо. Так что нам нужно делать? Старик встал и показал в сторону склепа:
– Подготовить все к транспортировке. Все до последнего гвоздя! Мистер Осима сделает необходимые снимки, мистер Карабинас проведет замеры, остальные носят и пакуют. К сожалению, мы не можем привлечь посторонних по известным причинам. Из-за пирамиды, – добавил он миролюбиво.
Миддлтон поднял голову и иронично кивнул Старику.
– О'кей, шеф. Только скажите, куда подевались все ваши сомнения. Еще дома вы говорили, что все принадлежит египтянам… А сейчас мы не оставляем им не только то, что однажды уже взяли другие, но и забираем с собой то, что сами нашли. Как это совместить, шеф?
Малькольм опустил голову и несколько секунд размышлял. Когда же он заговорил, то едва ли сказал то, что хотел сказать с самого начала.
– Все здесь до последнего гвоздя является собственностью египтян. Но если уж мы ввязались в эту игру, то нужно довести дело до конца. А когда закончим, отдадим все вместе с документацией.
– С документацией? – непонимающе спросил Осима.
Но Старик больше не хотел терять время на разговоры. Он считал уже вопрос закрытым.
– Вы серьезно полагаете, что мы сможем незаметно вывезти из страны саркофаг и каноны? – спросил и я взбешенно, хотя и пытался придать своему лицу спокойное выражение.
Он и теперь не ответил. Повернулся и скрылся в палатке. 5 июня Сегодня мы, наконец, закончили упаковку находок. Саркофаг, уложенный в деревянный ящик, покоится в автомобиле вместе с канонами и маленьким саркофагом. Только Богу известно, сколько нам пришлось потрудиться в эти дни, пока мы вытащили этот дьявольски тяжелый саркофаг из склепа. Если меня выгонят с работы, я смогу теперь зарабатывать себе на хлеб грузчиком. В этом я уверен.
Больше всего бесит, конечно, то, что пирамида находится в каких-то паре сотен ярдов от нас, а мы не можем к ней приблизиться. Положение, как у жениха, который спит в одной постели со своей невестой, только между ними лежит ее младший братишка. Ночь, желание доводит чуть не до слез, а маленький братик мирно посапывает. Но при малейшем подозрительном скрипе открывает глаза.
Осима сделал несколько тысяч негативов, Карабинас все просчитал и измерил с точностью до миллиметра.
Помню, мы ужинали, полулежа перед палатками, и разговаривали о пирамиде. Рядом с нами стоял автомобиль с содержимым склепа в багажнике. Лицо папы Малькольма разгладилось, он успокоился настолько, что время от времени отпускал шутливые словечки, которых нам так не хватало за минувшие дни. Если все верно, завтра мы увидим захороненную пирамиду.
Малькольм встал раньше всех, пожелал доброй ночи и ушел в палатку. Мы еще немного поговорили, но остерегались затрагивать прошедшую неделю. Мы так и не смогли признать правоту Старика. 6 июня На рассвете я снова проснулся от крика петуха Осимы. У него был металлический голос, как у рожка на поле боя. И, быть может, именно это в конце концов спасло ему жизнь. Хотя мы чуть не каждый день поддразнивали Осиму, рассуждая, что будет, когда петух попадет в суп, никто из нас не желал ему зла. Разве что гиены, которые частенько кружили по ночам вокруг палаток.
Я выпрыгнул из постели и, пошатываясь, вышел наружу. Солнце стояло уже довольно высоко в небе, но пустыня гладила мои босые ноги еще прохладными ладонями. Я потянулся и подумал, что сегодня будет критический день.
Может быть, более великий день, чем тот, когда нашли Тутанхамона.
И только повернулся, чтобы войти в палатку, как услышал у себя за спиной испуганный возглас. Я мгновенно обернулся снова, почувствовав, что случилась какая-то беда.
У соседней палатки стоял Осима с беспомощно разведенными в стороны руками. Карабинас же, который выходил из палатки Малькольма, одной рукой прикрывал лицо, а другой отчаянными движениями теребил себя по бедру.
В голове у меня молниеносно пронеслась мысль: Иисусе, что такое могло случиться? Украли наши находки или вдруг завалило склеп?
Тут появились Хальворссон и Миддлтон, а за ними Йеттмар. Датчанин тряхнул рыжей бородой и, опережая всех, крикнул Карабинасу:
– Что случилось. Никое? Что стряслось? Карабинас опустил руки и с неописуемым выражением кивнул в сторону палатки Старика.
– Старик… шеф…
– Что с ним? – сорвался с места Осима, выкрикивая на бегу слова, адресованные греку.
– Умер. Профессор Малькольм умер… – выдавил из себя Карабинас, затем закрыл лицо руками и рухнул на песок.
Осима встал с колен у кровати Старика и посмотрел на нас.
– Сердечный приступ, – сказал он. – Насколько я могу судить. Конечно, потом вскрытие… – и замолчал.
– Я уже целую неделю чувствовал, что с ним что-то не в порядке, – сказал Йеттмар, поправляя покрывало, наброшенное на Старика. – Вы не замечали? Он постоянно потел, и лицо было такое серое… Я… я… хотел сказать, но…
Мы все стояли, не решаясь смотреть друг на друга. Мы чувствовали себя виноватыми в смерти Старика, ведь мы обязаны были заметить, как плохо он выглядел в последние дни. Он больше отмалчивался, тяжело дышал и уже не спускался в склеп.
– Но почему же он ничего не сказал? – вырвалось у Йеттмара.
– Потому, что не хотел, чтобы хоть что-то отвлекало нас от работы, – сказал Хальворссон. – Он хорошо знал нас. Знал, что мы одержимы своей работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136