Я почти поселилась здесь, в лаборатории. А если все-таки засыпаю, то и тогда не нахожу покоя. Знаете, что у меня прыгает перед глазами?
– Подозреваю, – пробормотал Йеттмар.
– Сперматозоиды, – сказала доктор. – Человеческие сперматозоиды. И как подумаю, что я девушка-Один Хальворссон дерзнул хихикнуть…
– Итак, доктор? – поторопил я ее с нетерпением.
– Опыты дали положительный результат, мистер Силади. И в то же время непонятно. По крайней мере, для меня.
– Что именно?
– Сперма… это человеческая сперма, но не совсем.
– То есть?
– Видите ли… Сперма – это живые клетки. А эти ведут себя не так. Совсем не так.
– В каком смысле?
– В том смысле, что их ничто не может погубить. Суперклетки. Если их высушить, то под действием любой жидкости они снова оживают. Будь то вода, кислота, щелочь или еще что-то. Я не пробовала, но могу поклясться, что им не причинит вреда даже концентрированная серная кислота. А это все что угодно, только не нормально.
– Вы можете как-нибудь объяснить, почему они такие?
– Смутно представляю. Пожалуй, от того коричневого красящего вещества, которое обнаруживается и в растворе. Я бы сказала, что к семенным клеткам подмешали некое неизвестное нам консервирующее вещество, которое защищает клетки от всего.
– Вы не знаете, что это?
– Если бы знала, то давно уже натерлась бы им сама.
– И нельзя установить?
– Я бьюсь над этим все три дня. И все больше убеждаюсь, что не справлюсь, ведь в конце концов я не химик! Остальное вам решать.
Я спрятал лицо в ладонях.
– Господи! Что мне сделать?
Остальные были в такой же растерянности, как и я. Они только смотрели в пространство, и кто его знает, какие мысли блуждали у них в голове.
– Это суперкультура, спору нет, – сказал наконец Осима. – Те, кто смог это сделать, победили смерть.
– Но-но1 – подняла палец Сепия. – Не забывай, что Иму умер, и остальные тоже.
– Конечно, конечно, – пробормотал японец.
Хальворссон дернул бородой и почти со страхом спросил у Хубер то, что не решался спросить у нее даже я.
– А… доктор… способны ли они к оплодотворению? Мисс Хубер развела руками.
– Я не пробовала. Но как вы думаете, зачем их законсервировали? Забавы ради?
Прежде чем кто-либо успел ответить, я был вынужден направить разговор в иное русло.
– Тут есть и более важная тема, или, по крайней мере, не менее щекотливая, чем та, о которой мы говорили. И я полагаю, что этот вопрос нужно решить в первую очередь.
Все подняли голову, некоторые смотрели непонимающе.
– А именно? – спросил Миддлтон.
– А речь просто о том, как быть дальше. Мы дошли до той точки, пожалуй, до той крайней точки, откуда еще можно повернуть вспять. Еще можно повернуть назад.
– Повернуть назад? – не поняла Селия. – То есть как?
– А так, что мы сделаем обо всем этом сообщение.
– На нас посмотрят как на сумасшедших, – запротестовал Карабинас.
– Возможно, – сказал я. – Но рано или поздно мы сумеем доказать свою правоту, ведь у нас есть неопровержимые доказательства. Например, пирамида и… ну, и сперма тоже. В этом случае наше открытие станет предметом международных исследований.
– Вы думаете? – спросил с иронией Осима.
– Я убежден в этом.
– И, по-вашему, это будет хорошо? Я развел руками.
– Мы здесь для того, чтобы решить это. Я лишь назвал одну из возможностей. Хотя я руководитель института и имею в этом качестве определенные полномочия, я не хочу принимать решение без вашего согласия. Во всяком случае, мне этого не хотелось бы.
Неожиданно руку подняла доктор Хубер. Получив слово, она, как положено, встала, разгладила на себе платье, точно так, как ее учили в лицее. Выражение ее лица приобрело некую торжественность, а голос стал непривычно мягким.
– Я знаю, что нарушила приличия, попросив слово первой, ведь я, так сказать, всего лишь посторонний человек, но чувствую, что не могу молчать. Если уж вы вовлекли меня в это дело, то я считаю его немного и своим. Так позвольте мне сказать, как все это представляется мне. Я, естественно, понимаю беспокойство мистера Силади. Вряд ли мы имеем право при существующем положении продолжать наши исследования в тайне. Нам в любом случае следовало бы доложить о них вышестоящим органам. Хотя бы уже потому, что мы работаем на деньги института, а значит, в конечном счете – на деньги наших меценатов. Если это станет известно, нас просто привлекут к суду. Вот одна сторона дела. Все должны отдавать себе в этом отчет.
Она откашлялась и продолжила:
– А другая сторона в следующем. Когда станет известно, чем мы занимаемся, то через несколько минут об этом будет знать весь континент. Пирамиду разыщут, раскопают, а ведь мы не представляем, что в ней еще есть. Я не знаю, понимаете ли вы, что я имею в виду. Не знаю, хорошо ли будет для мира, если эту пирамиду найдут. Совершенно не знаю…
Йеттмар тряхнул головой.
– Не могли бы вы выразиться яснее, мисс?
– Я и сама ни в чем не уверена, – сказала Хубер почти в отчаянии. – Не подумайте только… Позвольте мне сказать только одну вещь. Вот здесь перед нами эти проклятые семенные клетки. Как вы сами выразились – суперсперма. Что будет, если она попадет в руки некомпетентных людей?
– А что? Мы, что ли, компетентные? – спросил я.
– Я не знаю, кто компетентен. Но ясно одно. Над атомной бомбой тоже работали в тайне, и сейчас так работают над уймой вещей. Почему и мы не можем держать это в тайне, пока не выяснится, несет ли то, что мы держим в руках, добро или зло?
– Все это так, мисс, – сказал я, провоцируя продолжение спора. – Но кто уполномочил нас решать, хотя бы во имя всего человечества? Кто нас уполномочил?
Мисс Хубер открыла рот, хотела что-то сказать, но передумала и быстро села.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136