Арнус его читает и отдает приказы своим подопечным. Те быстренько из тюков, сваленных прямо на траве, выдергивают форму и обувь подходящих размеров, сваливают в одну кучу. Потом появляется тот же самый командир, но уже с командой переносчиков и забирает причитающееся его подразделению. Вот так это все и движется. Довольно бодро, кстати. Не прошло и двух часов, как все уже были одеты-обуты. Дальше началось самое паскудное — нашивки. Вот когда я остро пожалел, что арсенал из здания Администрации к рукам не прибрал! Ведь пальнул бы в воздух — и вся недолга. А так достали меня по полной схеме. Каждому ведь хочется покрасоваться в офицерском звании, а в четырнадцать лет… Договорились так: сначала нашивки получают командиры подразделений, потом подают мне списки своих старших офицеров, те подают списки младших офицеров и сержантского состава, а я уж обязуюсь все это оперативно рассмотреть и никого не оставить обиженным.
На чем мы и закончили. Разошлись все очень довольные. А я стал думать о похоронах Пилуса. С его родителями беседу проводил Арнус. Не знаю как, но уломал он их на то, чтобы из похорон рекламную акцию устроить. Я, конечно, понимаю, что скотство, но как иначе? Мне же политический капитал сейчас зарабатывать нужно, а не о морали рассуждать. Если скотина Ромус уже в Столице и занялся любимым делом — написанием идиотских инструкций, — то мне необходимо за спиной иметь очень мощную подпорку, чтобы поставить этого обалдуя на место.
* * *
Так это все и катилось. Катилось, катилось и прикатилось к сегодняшнему вечеру. Устроить похороны вечером — это вообще идиотизм, на мой взгляд. Но тут Арнус настоял. Причем так, что я аж опешил, когда его резоны выслушал. Опешил, но согласился. А ему только того и надо было: сразу же побежал распоряжения отдавать.
Странно вообще-то, но откуда-то деньги взялись. Потом и репортеришек позвали… Не совсем мне понятно, что происходит, но разговор с Арнусом по душам я решил отложить на после похорон — не до того сейчас.
Вот и сижу я как дурак за своим столом, тупо смотрю в стену и жду, когда мне надлежит выйти и возглавить процессию. Черт знает что! За кого, интересно, меня Арнус держит? Ну это, положим, я скоро узнаю. Но откуда такой гонор? Ведь мальчишка всю дорогу был абсолютно нормальный — по заборам лазил, девкам под юбки заглядывал (как и положено — жутко при этом краснея). А тут…
Размышления мои прервало деликатное покашливание. Поднимаю голову — вестовой.
—Что?
— Господин командор! Все уже собрались. Только вас ждут.
— Да, сейчас буду.
Вестовой исчезает за дверью, а я еще раз осматриваю себя с ног до головы в стареньком мутном зеркале и иду к людям. К своим людям, между прочим! Раскомандовался что-то Арнус в последнее время! Сегодня я ему и дам окорот. А если артачиться начнет… Был у Гитлера такой любимчик, Рэм звали. И позволил он себе лишнего. Один раз позволил. Закончилось это для него и его людей очень плохо. Так что Арнусу крайне недурственно было бы поприлежнее учить историю. Во избежание, так сказать…
Все уже собрались. И наши — в формах с еще не подожженными факелами. И родственники Пилуса. И журналистская братия тут как тут. Я окинул все это безобразие недобрым взглядом, поправил фуражку и решительно направился к родителям Пилуса.
— Примите мои искренние соболезнования.
Да, это не семь лет назад, когда я не знал, что делать. Теперь на мне форма, а значит, можно галантно щелкнуть каблуками. Хоть какая-то польза.
Мать Пилуса посмотрела на меня невидящим взглядом и прошептала еле слышное «спасибо». Зато папаша… Придурок попытался сказать речь на тему «Вот какого сына воспитали». Пришлось его прервать коротким «не сейчас». Только разглагольствований папаши мне здесь и не хватало! На кладбище успеет наговориться. Дегенерат.
Что-то меня все сегодня раздражает. Не к добру это. Ладно, может, я просто себе придумываю лишние хлопоты?
Отхожу на некоторое расстояние, еще раз осматриваю все это собрание и даю отмашку. Тут же вспыхивают факелы и взвывает оркестр. Меня передергивает — терпеть не могу похоронные марши. Колонна медленно трогается. Гроб с телом Пилуса везут на открытой платформе, оборудованной на сегодняшний вечер под катафалк. Следом идут его родители, какие-то люди, а потом и колонна моих ребят. Факелы рвут своим светом нарождающуюся ночь, и кажется, что по проспекту течет живая огненная река. Настроение у меня подавленное, но надо собраться — путь не близкий, а потом еще придется толкать речь на кладбище. Пока понятия не имею, о чем я буду говорить, но это не важно — я никогда не готовлюсь к подобного рода выступлениям. Если мозг зашорен заранее заготовленными фразами, то обязательно запутаешься в словах и начнешь мямлить. А это сегодня для меня недоступная роскошь: я должен производить впечатление уверенного в себе командира, который скорбит, конечно, о своем товарище, но имеет силы бороться.
Забавно, ведь журналистишки снимали все, что происходило в холле здания Администрации. Так почему же не были показаны те кадры, на которых я бью мэра? И еще кое-что… Такое ощущение, что у них имелся четкий приказ — показать нас в самом лучшем виде, а не обгаживать. Почему? К нам все так хорошо относятся? Не верю я в это. Тогда что? Или кто? Такой фокус мог провернуть только Ленус — это его стиль. Но Ленус сейчас черт знает где. Неужели у него хватает ресурсов для того, чтобы контролировать и это? Тогда он чем-то сродни господу богу. А в такие штуки я не верю. Как и в переселение душ. Иначе бы решил, что старый козел Альтус вселился в кого-то из столичного штаба — сегодня оттуда свалилась директива, выдержанная именно в его стиле:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108